Троянская одиссея

Грохочущий прибой с каждой минутой угрожающе придвигался все ближе и ближе. Отель уже достаточно приблизился к скалам, чтобы сотни гостей и служащих могли видеть тучи водяных брызг, взлетающих в небо, когда огромные водяные валы разбивались о скалистые утесы. По силе каждый удар напоминал горную лавину. Пена на гребнях волн наталкивалась на отступающую предыдущую волну и целыми пластами взлетала в воздух. До смерти оставалось не больше мили, а скорость дрейфа «Океанского скитальца» приближалась к миле в час.

Взгляды людей то и дело перебегали с берега на «Морскую фею». Маленькое суденышко, как жирная утка, покачивалось на волнах всего в нескольких сотнях ярдов.

Барнум, с ног до головы укутанный в желтый непромокаемый костюм, не обращал внимания на ливень, заряды которого ветер по-прежнему швырял в корму его судна. Он стоял под большим краном и смотрел на палубу, на то место, где раньше находилась большая лебедка, и думал о том, насколько с ней было бы проще. Придется, однако, обойтись лебедкой поменьше, а трос каким-то образом закрепить вручную.

Барнум стоял под прикрытием крана и неотрывно смотрел в бинокль на основание отеля. Все находившиеся на палубе «Морской феи» – и капитан, и четверо членов экипажа, – были привязаны к релингам, чтобы не смыло за борт. Барнум наблюдал, как Питт и Джордино погрузились в воду и исчезли в бурлящей воде. Он различал людей, которые стояли под ударами ветра в дверных проемах и вытравливали концы красного фалькронового линя, которые находились у пловцов под водой.

– Бросьте за борт пару концов с буйками, – приказал Барнум, не отрываясь от бинокля. – И приготовьте багры.

Он молился, чтобы не пришлось подцеплять баграми тела пловцов в том крайнем случае, если они потеряют сознание или не сумеют добраться до высокой кормы судна. Багры прикрепили к восьмифутовым алюминиевым рукояткам, вставленным в трубки, что добавило им дополнительные тридцать футов длины.

Моряки с нетерпением и одновременно с опаской наблюдали за поверхностью моря, но были не в состоянии разглядеть в бушующих волнах Питта или Джордино или заметить пузыри, так как ребризеры пловцов не выпускали выдыхаемый воздух.

– Стоп машина, – приказал Барнум старшему механику.

– Есть стоп машина, капитан, – отозвался механик из машинного отделения.

– Да, пловцы сейчас доставят нам буксирные концы, и тогда нас понесет на отель. Мы должны подойти к ним ближе чем на двести футов, иначе тросов не хватит.

Затем он навел свой бинокль на убийственную береговую линию, которая, казалось, приближалась к ним с невероятной стремительностью.

* * *

Отплыв на сотню футов от отеля, Питт ненадолго всплыл к поверхности, чтобы сориентироваться. Громада «Океанского скитальца», которую ветер и волны неумолимо относили прочь, вздымалась над ним подобно Манхэттену. «Морскую фею» Питту удалось разглядеть только с верхушки волны. Ему показалось, что судно качается на волнах где-то в миле от него, хотя на самом деле до него было меньше ста ярдов. Он засек по компасу направление на судно и вновь ушел в глубину, подальше от волнения, царящего на поверхности.

Линь, который он тащил за собой, с каждым следующим футом становился все тяжелее и все больше затруднял продвижение. Питт благодарил Бога за то, что линь такой тонкий и легкий, – в противном случае он был бы слишком неповоротливым и задача пловца стала бы просто невыполнимой. Чтобы минимизировать гидродинамическое сопротивление, он плыл опустив голову и сложив руки за спиной, под ребризером.

Он старался держаться на такой глубине, чтобы долины между волнами проходили чуть выше и волнение не мешало бы его продвижению вперед. Не однажды он терял направление, но одного взгляда на компас было достаточно, чтобы вернуться на правильный курс. Он изо всех сил работал ластами и упрямо тащил за собой линь. Петля линя врезалась ему в плечо. При продвижении вперед на каждые два фута сильное встречное течение относило пловца на фут назад.

Мышцы на ногах Питта начали болеть, и его продвижение замедлилось. Голова стала кружиться от избытка кислорода, сердце заколотилось от тяжелой нагрузки, дыхание стало затрудненным. Он не мог остановиться или ослабить усилия, потому что в этом случае течение быстро отнесло бы его назад и все труды пошли бы насмарку. Медлить было нельзя. Безразличное море продолжало нести «Океанский скиталец» навстречу катастрофе, и каждая минута была на счету.

Еще десять минут изматывающей работы, и Питт почувствовал, что ему изменяют силы. Тело отказывалось служить. Сознание диктовало удвоить усилия, но мышцы и плоть отказывались повиноваться. Всякой выносливости есть предел. От отчаяния Питт принялся грести руками, пытаясь облегчить нагрузку на ноги, которые с каждым мгновением двигались все тяжелее.