Троянская одиссея

Дом представлял собой большое колониальное сооружение с широкой верандой по всему периметру. Питт и Джордино забрались на веранду. Здесь резиновые боты давали им возможность двигаться совершенно бесшумно. Окна были закрыты плотными ставнями, призванными защищать дом от ярости тропических ураганов. В одной из щелочек между досками ставня был виден свет внутри. Питт на четвереньках подполз к окну и заглянул в щель. Комната по ту сторону окна была совершенно пуста. Внутренность дома выглядела так, как будто в доме никто не жил уже много лет.

Не видя причин таиться и дальше, Питт встал и нормальным голосом сказал Джордино:

– Дом заброшен, и уже давно.

В темноте нельзя было различить выражение полного изумления, появившееся на лице Джордино.

– Это нелепо. Как это? Владелец экзотического острова в Вест-Индии никогда не бывает в единственном на острове доме? Какой тогда смысл владеть таким местом?

– Моро говорил, что какие-то люди прилетают на остров и улетают отсюда несколько раз в году в определенное время. Должно быть, здесь есть какое-то другое место, где можно разместить гостей.

– В таком случае оно должно находиться под землей, – сказал Джордино. – На поверхности острова нет ничего, кроме этого дома, новодела и небольшого ангара для обслуживания самолетов и вертолетов.

– Но тогда зачем такой горячий прием и вооруженная охрана? – задумчиво протянул Питт. – Что Эпона пытается сохранить в тайне?

Ответом ему стала внезапная странная музыка, а затем радуга цветных огней, вспыхнувших внутри и вокруг современной копии Стоунхенджа.

* * *

Дверь в камеру Дирка с силой распахнулась и клацнула об ограничитель. В воздухе еще ощущался дневной жар, а в маленькой замкнутой каморке дышать вообще было нечем. Женщина-охранница двинула дулом автомата, недвусмысленно приказывая выйти в коридор. Дирку вдруг стало холодно, как будто он шагнул в холодильник. Руки и спина покрылись гусиной кожей. Он знал, что охраннице бесполезно задавать вопросы. Она ничего ему не скажет.

На этот раз они не попали в экзотически украшенную комнату, а прошли через другую дверь в длинный бетонный коридор. Казалось, он уходил в бесконечность. Они шли и шли по коридору. Дирку уже казалось, что они прошли по нему чуть ли не милю. Наконец подошли к винтовой лестнице и поднялись по ней вверх этажа на четыре, по оценке Дирка. С площадки на верху лестницы проход через каменную арку вел к большому креслу, похожему на трон, которое было слабо освещено золотистым светом из скрытого источника. Из темноты по бокам выступили две женщины в голубых одеяниях и приковали Дирка цепями к кольцам, вделанным в подлокотники кресла. Еще одна закрыла ему рот черным шелковым платком и завязала его на затылке. Затем все три женщины вновь растворились в темноте.

Внезапно вокруг чаши каменного амфитеатра, построенного по образцу античных, но без сидячих мест для зрителей, вспыхнуло множество бледно-лиловых огней. Казалось, огни закружили вокруг в бешеном хороводе. Еще через мгновение в черное небо воткнулись лазерные лучи. Они осветили ряд колонн, поставленных на равных расстояниях вокруг чаши, а также внешний, больший круг колонн из черного лавового камня. Только тогда Дирк увидел в центре громадный черный камень в форме саркофага. Юноша напрягся и рванулся вперед, но цепи удержали его на месте. Он понял. Он узнал в центральном камне своего рода алтарь и понял, что его используют для жертвоприношений. Его глаза расширились от ужаса, а рот напрягся в немом крике. Он разглядел, что на верхушке черного камня лежит, раскинув руки, Саммер в белом одеянии. Она лежала неподвижно, будто привязанная к жесткой поверхности камня. Дирка охватил холодный, всепоглощающий страх. Он как сумасшедший сражался с цепями, пытаясь разорвать их или выдернуть кольца из креплений. Все напрасно. Его сил, даже умноженных приливом адреналина, было явно недостаточно. Никому из людей было бы не под силу разорвать звенья цепей или выдернуть их из каменных подлокотников. Но Дирк все равно боролся и не прекращал попыток, пока не лишился сил.

Огни внезапно погасли, и в чаше послышались звуки кельтской музыки. Вертикальные камни отразили их многократным эхом. Прошло десять минут, и огни вспыхнули вновь, осветив на этот раз тридцать женщин в разноцветных развевающихся одеждах. Отблески света играли на их рыжих волосах, серебристые блестки на телах мерцали, как звезды на небе. Затем огни завертелись спиралью, как это уже происходило не однажды, и появилась Эпона в золотом пеплуме. Она шагнула к черному жертвенному камню, подняла руку и начала декламировать нараспев: – О дочери Одиссея и Цирцеи, да лишатся жизни недостойные!

Голос Эпоны звучал и звучал без конца. Иногда в ее речитативе возникала пауза, и тогда остальные женщины поднимали руки и тоже пели в унисон. Как и прежде, они повторяли одну и ту же фразу, она звучала все громче и вдруг внезапно затихала и падала до почти неслышного шепота, когда все одновременно опускали руки.