Потянувшись за яблоком, она невольно взглянула на экран ноутбука – взглянула почти под прямым углом, отсюда и спазм в желудке. С хрустом жуя яблоко и внутренне содрогаясь всякий раз, когда приходилось глотать то, что прожевала, Ирина силилась и никак не могла отогнать маячившее перед внутренним взором жуткое видение синевато-серого вздутого лица, основательно кем-то объеденного – рыбами, наверное, иначе с чего бы это Глеб Петрович вдруг проникся такой нелюбовью к обитателям аквариума?
Потом тошнота немного отступила (может, яблоко помогло?), сознание прояснилось, и Ирина резко выпрямилась в кресле.
– Постойте, – сказала она. – Верните, пожалуйста, кадр.
– Какой? – удивленно спросил Сиверов, с готовностью елозя мышью по коврику.
– Тот, где крупным планом снято лицо этого... неизвестного.
– А вы уверены? – спросил Глеб.
Вопрос прозвучал мягко, без тени насмешки и даже без привычной иронии. Ирина ни в чем не была уверена, и меньше всего – в своем желудке, где только что съеденное яблоко уже устроило что-то вроде восстания, но в ответ лишь упрямо мотнула головой.
– Верните кадр, – повторила она.
Сиверов вернул нужный кадр и, отвернувшись от экрана, стал смотреть на нее с видом человека страхующего гимнаста, который выполняет смертельно опасный трюк под куполом цирка.
Подавшись вперед, Ирина посмотрела на экран и быстро отвернулась.
– Уберите, – сдавленным голосом попросила она. – Выключите, пожалуйста.
Сиверов сразу щелкнул кнопкой мыши, и жуткое видение раздутого синего лица исчезло, сменившись мирной картинкой заброшенной аллеи, усыпанной золотой осенней листвой. Ирина смотрела на эту заставку, и ей казалось, что она, как надутый водородом резиновый шарик, плавает где-то там, среди старых, вызолоченных октябрем деревьев, и из-за каждого ствола, подстерегая ее, выглядывают мертвенно-синие нечеловеческие рожи с голодным блеском в холодных рыбьих глазах.
Потом откуда-то издалека, будто с другой планеты, послышался прозаический звук вынимаемой из бутылочного горлышка пробки, коротко булькнула жидкость, и в ноздри Ирине ударил знакомый запах – резкий, но приятный.
– Залпом, – скомандовал Сиверов, и Ирина повиновалась, как дисциплинированный солдат-первогодок.
Коньяк опалил вкусовые рецепторы и гортань, а мгновением позже мягко взорвался в желудке, разлив по всему телу приятное, животворное тепло. Прислушиваясь к этому ощущению, Ирина вдруг поймала себя на странной мысли, что здесь, в этой квартире и с этими людьми, она находится – что-что? ну да, вот именно! – на своем месте. Музыка, туш! Кандидат искусствоведения Ирина Константиновна Андронова на исходе тридцать первого года своей жизни наконец-то открыла свое настоящее призвание! И призвание это – сексот, тайный агент ФСБ... Господи!..
Тем не менее это было так. Отец приучил ее не кривить душой, по крайней мере перед собой, и, сидя с закрытыми глазами и с пылающим от коньяка желудком в собственной (ха-ха!) конспиративной квартире, Ирина очень четко осознавала, что вот эти двое – генерал ФСБ Потапчук и его неразлучный спутник, охотник за головами и мрачный шутник Глеб Сиверов – наиболее подходящая для нее компания. По крайней мере, в данный момент. По крайней мере, до тех пор, пока это дело не будет закрыто и кто-то не ткнется ненавистной мордой с расплющенным, перебитым носом в грязный бетонный пол и не почувствует, как на его заведенных за спину запястьях с характерным щелчком сомкнулись стальные браслеты наручников.
Вот тогда, и только тогда, наступит время для всего остального. Для докторской диссертации, например. Для привычных походов в музеи и на презентации открывающихся выставок. Для поездок за границу и для тамошних, заграничных, музеев и картинных галерей. Для умных бесед с умными собеседниками, которые не чета Глебу Петровичу и даже Федору Филипповичу. Генерал, а не знает, что такое лессировка!
– Еще налить? – спросил заботливый Сиверов, и Ирина усилием воли заставила себя открыть глаза.
– Спасибо, мне хватит, – сказала она и с неожиданной откровенностью добавила: – А то меня совсем развезет, и я начну нести околесицу.
Это заявление, как ни странно, было воспринято присутствующими вполне нормально и едва ли не с одобрением. Федор Филиппович только недоверчиво хмыкнул (дескать, а надо ли прибедняться?), а Сиверов мягко отобрал у нее пустую рюмку, без стука поставил ее на стеклянную крышку стола-аквариума, где обитали потенциальные людоеды, и сказал:
– Эксперимент был довольно рискованный. Интересно было бы узнать, каков результат.
– Результат нормальный, – уверенно заявила Ирина, подавив желание громко, на всю квартиру, икнуть.
– Правда? – переспросил Сиверов.
В глазах у него уже скакали знакомые веселые чертики, но на этот раз Ирина не обиделась. Во-первых, чертики были не злые, а вот именно веселые, а во-вторых, у нее было чем удивить этого насмешника.
– Правда, – сказала она. – Я его знаю.
– Так, – сказал Сиверов и налил себе коньяку в рюмку, из которой только что пила Ирина, сделав это, судя по всему, чисто машинально.
Вид у него был обалделый. Что и требовалось доказать.