Очень часто свои неудачи или успехи участники Троянской войны списывают на богов. Что позволяет и нам при проведении реконструкции деяния и намерения богов интерпретировать как деяния и намерения людей. Так, обстоятельства способствовали бегству Елены в Трою, но без ее выбора это бегство не состоялось бы. Мы никак не можем признать, что доблесть Ахилла обусловлена только милостью богов (в чем его упрекает Агамемнон). Но и подвиги Ахилла мы должны проследить не по рассыпаемым ему похвалам, а по фактам. Ахилл оказывается не таким быстроногим (его отличительный эпитет) — он не может догнать ни обернувшегося в человека Аполлона (реально же — просто человека, воина), ни Гектора — до тех пор, пока Гектор не пожелал прекратить бег. Ахилл убивает множество героев, но не может убить Энея (Аполлон накрывает Ахиллеса тьмой, и он не может поразить противника) и даже получает от него ранение (разумеется, списанное на помощь Энею Афродиты, его матери).
Когда в ходе поединка с Парисом Менелай одерживает верх, происходит непонятный разрыв сюжета. Менелай, оглушив Париса ударом меча о шлем тащит его к порядкам ахейцев (неясно, с какой целью), а ремень шлема, за который ухватился Менелай, душит противника. Ремень лопается, и у Менелая в руках оказывается трофей, который он бросает своим воинам, вместо того, чтобы вновь напасть на противника. Но при этом откуда-то возникает мгла, которая окутывает Париса и переносит его в Трою к Елене. Мгла — это деяние богов, которое что-то скрывает от глаз людей. Она же накрывает воина, убитого на поле брани. То есть, мгла — это состояние человека, при котором он не может видеть. И именно в это состояние попадает Менелай. Что же с ним произошло? Что опущено в ходе поединка?
Следует предположить, что Менелаю тоже досталось от Париса — причем, в тот самый момент, когда он уже торжествовал победу. Дело в том, что Парис в ходе схватки не воспользовался мечом — о мече Париса ничего не сказано, а что он у него был, нет никаких сомнений. Именно этим мечом Парис мог нанести Менелаю такой же удар по шлему, который получил сам. И оглушенный Менелай потерял из виду своего противника, который отступил к рядам троянцев. При этом Менелай был уже безоружен: его копье застряло в щите Париса, его меч разлетелся в куски при ударе о шлем противника. Парис был оглушен и потерял шлем, но и Менелай был оглушен и безоружен.
Вернемся к началу сюжета, когда Парис, еще не облаченный в доспехи, как будто бы отступает к своим воинам, испугавшись грозного вида Менелая. Это отступление предваряет переговоры о поединке. Действительно, странно видеть Париса, который потрясает копьем и вызывает ахейских героев на поединок, а потом, завидев Менелая, отступает и предлагает Гектору провести переговоры о поединке. Это, по сути дела, единственный эпизод «Илиады», в котором Парис проявляет слабость, а потом преодолевает ее, упрекаемый Гектором. Мы можем предположить, что этой романтичной истории не было, что само начало войны было связано с попыткой примирения и заменой сражения поединком двух ревнителей красоты Елены и привезенного ею в Трою богатства (скорее всего, ее приданого). Формальной попыткой, которая ничего не решала. Отступление же Париса связано исключительно с необходимостью подготовиться к поединку после того, как вызов на битву был принят.
Неслучайно в «Илиаде» не звучит упреков в адрес троянцев за их вероломство. А они наверняка были бы, если бы Парис проиграл поединок. Парис не проиграл. Но, очевидно, и не «исчез» с поля брани. Он отступил, сразившись с Менелаем на равных. И тогда ахейцы и троянцы бросились в бой. Или отступил, именно когда обе стороны устремились в битву.
Париса троянцы могли порицать только за отказ вновь встретиться в поединке с Менелаем. На это робко пытается подвигнуть его и Елена. А в троянском войске все недовольны, что поединок не возобновлен — вероятно, в связи с надеждой, что войну все еще можно остановить, если Парис проиграет поединок, а Приам отдаст Елену ахейцам. Но Парис не видит смысла в повторном поединке, ибо он уже отстоял Елену для себя, а Приам вовсе не собирается ни жертвовать сыном, ни отдавать Елену, которая и сама как-то не рвется к прежнему мужу.
Жестокие боги жаждут войны, люди страшатся кровопролития
Божественный вариант руководства людьми — это организация распри между ахейцами и троянцами, которые вовсе не хотят воевать, прекрасно понимая, что клятвы перед поединком — это спектакль, который не стоит пролитой крови. Гера уламывает Зевса, чтобы тот послал Афину как-то подтолкнуть обе стороны к сражению. Афина вселяется в Лаодока, сына Антенора, ближайшего сподвижника и советника Приама. И побуждает Пандара, сына Ликаона применить свое искусство и подстрелить Менелая.
Афина действует странно. Почему бы ей не вселиться прямо в Пандара и без всяких разговоров просто убить Менелая? Нет, богиня полагается на уговоры, а также на вполне человеческое искусство стрельбы из лука.