Стремительно вырвался из греческих рядов Ахилл и одним длинным прыжком оказался рядом с Мемноном. Тот, выйдя на единоборство, не ожидал такой подлости от врагов и не смог отреагировать. Копье Пелида пробило ему горло, и стон прокатился по рядам троянцев.
Охватила паника защитников Трои, и стали они отступать, а греки, наоборот, воодушевились и пошли в атаку. Быстро сломили они сопротивление оставшихся без командира врагов и гнали их, убивая, до самых городских стен.
Вечером пришли послы от Приама, прося заключить перемирие, чтобы собрать и похоронить павших. Агамемнон согласился, и его подданные также приступили к погребальным церемониям, провожая в Аид своих многочисленных друзей, нашедших смерть на чужой земле.
Когда были похоронены все погибшие и отшумели погребальные пиры-тризны, вывел в поле свою армию Агамемнон и подступил к самым стенам Трои. Отчаяние витало над городом, и многие троянцы уже опустили руки, но вывел Парис оставшихся воинов, чтобы сразиться с врагом. Однако еще до того как начался бой, троянцы испугались и побежали обратно. Воспользовавшись этим, греки убили многих ударами в спину, а многих взяли в плен. Среди пленных оказались и два младших сына Приама, которых Ахилл приказал казнить на глазах у троянцев.
Смерть Ахилла
Все эти поражения нанесли тяжелый удар по Трое, но горожане продолжали обороняться, и война шла дальше своим чередом. Ахейцы атаковали, пытались пробиться за стены, троянцы периодически устраивали вылазки, зачастую превращавшиеся в настоящие сражения.
Вот в один из несчастливых дней атаковали ахейцы во главе с Ахиллом вышедших на равнину троянцев, обратили их в бегство и на плечах убегавших попытались ворваться в город через Скейские ворота.
Круша встречных врагов, не заметил Пелид, что давно наблюдает за ним Парис. С недавних пор хранилась в колчане у царевича особая стрела, которую дала ему мать. С особой тщательностью сделал ее мастер. Лучшее дерево пошло на древко, из орлиных перьев было вырезано оперение, а наконечник был выкован из прочнейшей черной бронзы и заточен до бритвенной остроты…
Мстя за смерть своих сыновей, пропитала Гекуба наконечник смертельным ядом, а для верности наложила на стрелу еще и заклятье, призванное отправить в подземный мир ненавистного Ахилла. Щедро окропила она жертвенники всех богов кровью черных жертвенных овец, молила она жестокосердного Таната и его грозного владыку Аида оборвать нить жизни Пелида, просила ночную Гекату сжечь огнем внутренности ненавистного сына Фетиды, умоляла Аполлона без промаха направить стрелу в цель…
— На погибель кровавому чужаку! — произнесла разом на много лет постаревшая царица, окончив свою грозную работу.
И вот легла теперь эта стрела на тетиву.
— О, Аполлон, сребролукий стрелок! Услышь мою молитву и направь мою руку для того, чтобы свершилась месть. Да поразит стрела виновника наших бед! — шептал Парис. И услышал эту молитву покровитель лучников. С запредельного расстояния вошла стрела в узкую щель между краем щита и дном колесницы, раздробив Ахиллу лодыжку.
Превозмогая боль, удержался герой в колеснице. Хотел он скрыть свое ранение, чтобы не запаниковали его воины, и поэтому еще некоторое время раздавал команды копьеносцам. Будучи полубогом, мог он выдерживать смертельные для людей ранения и думал, что сможет позже исцелиться, но начал действовать яд. Словно в огне пылала нога, тело покрыла испарина, и накатила неодолимая слабость. Схватился он за поручень колесницы, чтобы сдержать головокружение, но это не помогло.
Свела судорога ногу Пелида, и, к огромному ужасу всех окружающих, рухнул Ахилл с высоты колесницы на каменистую почву, подняв целое облако пыли. Не веря, что умирает, попытался он подняться, но лишь смог стать на колени.
Несколько мгновений стоял он так, слегка покачиваясь, а потом закрылись его глаза, и остановилось сердце. Замерли ахейские воины, пораженные небывалым зрелищем. Их непобедимый герой, которого они чтили едва ли не больше чем богов, лежал, истекая кровью, словно простой смертный. Опустив оружие, ошеломленно переглядывались ветераны и новобранцы, не способные осознать произошедшее. Замерла битва, и опустилась на равнину гробовая тишина. Казалось, даже ветер стих. И вдруг один из мирмидонцев выругался, и разом, будто получив разрешение, взвыли сотни голосов. Крики ужаса, злобы и отчаяния, смешиваясь воедино, понеслись над войсками и, эхом отразившись от стен Трои, покатились по равнине к осиротевшему лагерю ахейцев.