Троянский катафалк

Так вот оно что, еще один проект перестройки города, которая никому не нужна, но оплачивать ее будут из федеральных фондов. По-моему, куда понятнее сказать "из моего собственного кармана".

Джек продолжал:

– Три квартала полностью будут снесены, вот этот и те два.

Он показал, какие именно.

– Ты хочешь сказать, что здание Себастьяна тоже?

– Да-а. За него примемся на будущей неделе, затем соседние с ним. Работы у меня будет выше головы, некоторые из этих старых зданий не так-то легко разрушить.

– Могу себе представить. Наверное, ты испытываешь неприятное чувство, когда это делаешь... А у тебя не возникали сомнения?

Возможно, возникали, из-за этого он и пил. Но, чтобы жить, надо работать...

Я снова посмотрел через улицу на смазливую физиономию Хорейна Хэмбла. Вот у него не было сомнений. Он был за всяческие модернизации и модификации и в городе, и в сельской местности.

– Ладно, Джек, у меня на 15.00 назначена встреча. Продолжай крушить.

– Мне и правда пора приниматься снова за дело, но все же минут десять я "сосну"... Не хочешь ли моего зелья?

Он снова взбалтывал фляжку.

Я протянул руку и поднес ее к губам.

– Спасибо. Выпью глоточек.

Чтобы добраться до учреждения Витерса, надо ехать по Бенедикт-Каньон шоссе к горам Санта Моника, затем свернуть на Хилл-Роуд. Через полмили имеется частная подъездная дорога, которая поднимается к очаровательному владению, откуда открывается потрясающий вид на соседние Беверли-Хиллз и Голливуд, а в погожий день даже на Тихий океан. Я проехал мимо раза три-четыре, но потом все-таки попал.

С доктором Витерсом я не был знаком. По дороге я припоминал все, что мне было известно о нем. Он разработал теорию нового лечения психических заболеваний, которую неофициально называли "витеризацией мозгов". Еще совсем недавно царствовавший психоанализ Фрейда с его "Комплексом Эдипа", заполнявший пьесы, сценарии, радио и телеперадачи, был полностью забыт. Мистер Витерс стал новым героем, чуть ли не гением космического значения. Он писал книги, предисловия к книгам, рецензии на книги и на рецензии... и загребал по сотне долларов в час. Вот этого-то знаменитого человека я и должен был в скором времени увидеть. Свернув с Хилл-Роуд, я поднялся по асфальтированной дороге на высокое плато, которое, естественно, уже успели окрестить "Высотами витеризации", на котором раскинулось в антисептической белизне учреждение, которое иначе называли "Заведением Витерса". Было ровно 15.00. Увидев надпись "Место стоянки машин", я припарковался, поднялся по двум широким ступенькам и вошел в здание. Во внешнем офисе была кушетка, несколько стульев и столик с десятком непривлекательных журналов. За письменным столом сидела костлявая особа и что-то писала на белых карточках. Я усомнился, что она заносила в них мысли пациентов. Я сразу ее отнес к категории старых дев (ей было уже за тридцать), потерявших надежду расстаться официально или, на худой конец, неофициально со своей девственностью.

Я подошел к ней и заявил:

– Я – мистер Скотт.

Она кивнула головой и пробормотала:

– Вы можете присесть.

И продолжала писать. На ее столе раздался зуммер. Она перестала писать, посмотрела на меня и сказала:

– Можете войти, мистер Скотт... – добавила еще несколько слов, которые я не расслышал.

Вскочив с удивительно неудобного стула, я был уже у двери и нажимал на ручку, когда раздался истеричный вопль секретарши:

– Не сейчас! Я же сказала через минуту.

Слишком поздно.

Вы бы этому не поверили! Я неожиданно остановился и замер, превратившись, если не в полный столб, то во что-то подобное ему, издав какой-то нечленораздельный звук, потому что в это мгновение все слова вылетели у меня из головы. Представляете: через всю комнату мелкими шажками шла абсолютно голая молоденькая красотка. Я вас не обманываю. На ней совершенно ничего не было надето.

Единственным минусом было то, что она шла не ко мне, а от меня. Автоматически я ахнул. Наверно, этот звук произвел на нее такое же впечатление, как боевой клич диких индейцев на мирных поселенцев прошлых столетий. Девушка замерла на месте точно так же, как и я, повернулась и посмотрела на меня. Через секунду испуганное выражение исчезло с ее лица, она оказалась тоже немногословной, ограничившись лишь одним: "у-у-у-х".

Волосы у нее были цвета шерри: коричневатого янтаря с огоньком внутри. Они спускались кудрявой волной, закрывая половину ее лица, так что был виден лишь один прекрасный зеленый глаз. Она была высокой с потрясающей грудью, плоским животом и крутыми бедрами, ноги у нее были стройные и длинные, как у танцовщицы.

Такую девушку я с удовольствием пригласил бы на танец.