Троянский конь западной истории

О. М. Есть. Это виртуальные миры. Каждая универсалия может иметь свой мир, где все будет так, как она хочет. Человек подключается к матрице, входит в виртуальное пространство и попадает в виртуальный мир, где все в хиджабах, где кругом законы шариата и такой идеальный исламский порядок, но, выйдя из матрицы, он будет попадать в универсальный стерильный безрелигиозный технократический мир.

Так же можно сделать к вящему удовольствию мир не только для христиан и мормонов с сионистами, но даже для педофилов и пассивных некрофилов, если таковые найдутся. Каждому будет дана его игрушка, виртуальный мир может это обеспечить.

Думаю, много молодых людей будут шастать из одной виртуальной реальности в другую, чтобы пожить в идеальных мирах разных религий, разных меньшинств и извращений. Под лозунгом «Надо попробовать в жизни все». Жаль, что эта фраза подразумевает, как правило, съемки в порно и наркотики, а не изучение квантовой механики и молекулярной химии. Хотя будут миры и для таких ученых-извращенцев, которые станут целиком погружаться в научную тематику. Вообще мы и сейчас живем, как пчелки, летая с цветка на цветок, из одного жизненного стиля к другому. Дальше эти стили будут четче, яснее, отдельнее, чище, а жизнь человека будет дольше, а грань между виртуальным пространством и так называемой реальностью – все меньше и неотличимее. То есть побеждающая метаидеология – это идеология техники, которая есть истинная универсалия и которая обеспечит всем универсалиям, в том числе и самым технофобским, их универсальность в рамках их универсального виртуального мира. Это имел в виду Хайдеггер, когда писал о технике как судьбе Бытия в современном мире.

А. Б. Но мы с тобой как-то удалились от темы древних греков в Кремле…

О. М. Да. Возвращаясь к нашему виртуальному совещанию, которое как бы в Кремле. По созданию всемирно-исторической идеи. Мы подытоживаем, что не можем создать мета-метанаррацию для уже имеющихся метанарраций, метарелигию для уже имеющихся религий, потому что они все таковы, что трансцендируют любое «мета», они все такие, что «выше нет»… В резерве мы оставляем вариант прихода Последнего Бога как такого мета-метасобытия, которое само всем всё объяснит и всех объединит.

Далее. Нам невозможно идти по пути нисходящему – нулевой вариант, отрицание всех метанарраций, потому что такое отрицание – это тоже метанаррация, известная другим. Причем как враждебная, включенная в них как «иное» и вызывающая аллергию в виде терроризма. Оставляем в резерве возможность техники в виртуальном огромном пространстве развести все метанаррации по своим углам, чтобы они создали идеальные миры и лайф-стайлы, которые бы полностью реализовали свои амбиции в виртуальном мире и никак не конфликтовали в реальном. Возможность Последнего Бога и возможность технического виртуального мира не в наших силах, поэтому мы их имеем как горизонты общие. Что делать конкретно с идеологией? Вот если ее заказали прямо сейчас?

А. Б. Ну и?..

О. М. Мне кажется, следующее: если мы будем брать эти универсальные идеологии как философии, то мы упадем в вечный анализ своего рода; если мы их научно начинаем разбирать и препарировать, то мы упадем в нулевой вариант, то есть в атеизм, а эту возможность мы уже разбирали. Если мы возьмем эти универсальные идеологии как целостные системы, из которых не вынуть ни кирпичика, то есть холистски, то мы столкнемся с борьбой амбиций, где каждый кричит «с нами Бог», и только Бог последний может сказать, с кем он. То есть научный подход и подход религиозный к этим идеологиям не подойдут, и нам тоже они не подойдут для конструирования всемирно-исторической идеологии.

Подойдет подход с точки зрения… искусства. Красота спасет мир! Вспоминается один исторический эпизод. Когда Лютер протестовал против индульгенций и переводил Библию, чтобы она, типа, наконец-то была понятна народу, хотя бы немцам, из Рима ему возражали, что деньги, собранные от индульгенций, идут на финансирование Сикстинской капеллы, которая сделает Библию понятной всем народам!

Искусство – это язык, понятный всем без исключения, понятный без языка. Мы смотрим картины, скульптуру, архитектуру, слушаем музыку. Это универсальный объединитель. Даже языковые искусства, пусть при переводе они и теряют, все равно как бы синтетичны. Вспомним Вагнера, который хотел сделать оперу таким языком для всех немцев и всей Европы и мира. Причем и саму оперу он мыслил как единство всех искусств. С тех времен искусства значительно продвинулись, например сейчас синтетическое произведение искусства будет интерактивным. Чтоб оно вовлекало в себя зрителя как исполнителя, участника шоу, а не пассивного объекта. Такое искусство – это, например, игра. Скажем, компьютерная. Игра, в которую играет весь мир и что-то там строит – какой-то мир, какую-то «цивилизацию», какую-то сагу.