Тройка мечей

Урук же продвигался вперед, напоминая человека, пробирающегося через вязкую грязь. Шаги его были короткими – но он шел! Он шагал! Я уперся плечом в стену, к которой меня отшвырнуло последним ударом. Теперь я держал меч в правой руке, а левую вытянул вперед. И как я прежде нащупывал точки опоры при спуске, так теперь прижал кончики пальцев к рунным надписям. Мало что мне давали эти зацепки, но все же я снова двинулся вперед – медленно, шаг за шагом, как Урук.

Возможно, его древнему врагу было не так просто разделить свою Силу и он не мог удерживать на расстоянии нас обоих одновременно. И потому мы мало-помалу выигрывали. Кольчужная бармица моего шлема покачивалась; тяжело дыша, я сосредоточился на своей схватке, на продвижении вдоль стены.

Урук справлялся лучше – его шаги делались длиннее. Глаза под грозным гребнем-драконом пылали.

Так мы пробивались вперед по туннелю – бесконечно долго, как нам представлялось. Казалось, что давление чужой Силы не ослабнет никогда. Я задыхался, в ушах гремел стук собственного сердца. Вперед… Вперед!..

А потом давление исчезло так же быстро, как прежде развеялся туман, в промежутке между двумя вдохами. Я потерял равновесие и упал на одно колено. Урук пошатнулся, но уже на следующем шагу восстановил равновесие.

Продолжая держать секиру перед собой, он бросился вперед, и я за ним следом.

Мы очутились в зале, заполненном зеленовато-серым свечением, – я знал, что оно отмечает место сосредоточения Темных Сил. Здесь были не сталагмиты, а скорее колонны, которым придали форму пугающих фигур, монстров и людей, причем казалось, что люди охвачены невыносимой мукой, от которой не избавит и конец времен.

Между этими колоннами – я лишь раз взглянул и больше не смог, один лишь взгляд на них пробуждал во мне такой страх, что я боялся с ним не совладать, – шел широкий центральный проход, и Урук устремился по нему прямо в центр зала.

Возможно, это был храм. Не знаю, какому богу или какой Силе здесь поклонялись, но породило их не преклонение моего народа. Здесь колонны образовывали круг, и в его центре, на полуколонне ржаво-красного цвета лежал хрустальный череп.

А у подножия постамента бесформенной грудой валялся человек, которого я видел на поле боя, – Тарги. Невидящий взгляд широко распахнутых глаз был устремлен вверх, а тело обмякло, словно он только что умер.

Но в той части хрустального черепа, где должен был бы располагаться мозг…

Я не мог оторвать взгляда от водоворота ярких красок, хоть на них и больно было смотреть. Они бурлили, переплетались – и таили в себе какой-то смысл. Я чувствовал, что стоит мне посмотреть на них еще чуть-чуть, и этот смысл откроется мне. И это станет величайшим из моих деяний. Я стану избранным. Никто из людей не сравнится со мной. Я буду править. Править!..

Я увидел, как Урук переступил лежащее на полу тело и поднял секиру. Урук. Он уничтожит. Он… Это он здесь враг! Убить! Убить!

Мой удар оказался слабым лишь потому, что незажившее запястье не повиновалось мне. Ледяное Жало со скрежетом проехалось по обтянутому кольчугой плечу Урука. Но этого хватило, чтобы секира отклонилась. Вместо черепа она лязгнула о колонну.

Череп на постаменте покачнулся, и цвета внутри него забурлили еще неистовее. Отдача от плохо нацеленного удара чуть не заставила меня выронить меч. Я с трудом удержал его.

Урук! Он опасен! Пока он жив… пока он жив…

Череп обратил на меня взгляд пылающих глаз.

«Впусти меня, друг! – вспышкой боли ворвался в мое сознание убедительный голос. – Мы сможем покончить с ним – вместе».

Секира Урука взметнулась снова. Я был ему не противник, даже с Ледяным Жалом…

«Бей ниже! – настаивал некто у меня в мозгу. – Видишь, там, под рукой, уязвимое место! Ударь его в сердце! А потом… Йонан!»

Я пошатнулся, схватился за голову и закричал от раздирающей ее боли. Меч повис в опущенной руке, его острие указывало на каменные плиты у нас под ногами.

«Йонан! – донесся до меня тот же зов. – Бей! Ну же!»

Веление этого давящего иного хлынуло в мой разум. Я смутно осознавал или догадывался, что происходит…

Я поднял меч – и опустил, в основном за счет его же тяжести. У меня самого почти не осталось сил. Ледяное Жало обрушилось прямиком на макушку черепа.

Моя голова взорвалась от боли. Я отбросил меч, упал на колени, схватился за голову и застонал.

Я не видел, как Урук снова занес секиру. Но я услышал лязг, с которым она врезалась в череп, пробила его, раздробила, словно это действительно была древняя кость. В моей голове творилось сущее безумие – или это я сходил с ума. Должно быть, тварь, пытавшаяся овладеть мною, увидела, что произошло. С невнятным бормотанием я рухнул ничком, а болезненный, обжигающий глаза свет кружил, окутывая меня.