Тройная игра

«Несчастный случай, — читал Иван, — на аэродроме авиационно-спортивного клуба РОСТО произошел во время прыжка группы парашютистов с высоты 800 метров. Прыжки протекали в условиях внезапно начавшегося сильного порывистого ветра. Спортсмен… ну, это неважно… А, вот. По команде инструктора спортсмен имярек выпрыгнул из салона „Ан-2“… Несмотря на то что прыжок совершался с самым простым и надежным отечественным парашютом Д-5, основной купол парашюта не раскрылся. Конструкция Д-5 предполагает, что в этом случае на высоте 300 метров автоматически раскрывается запасной парашют. Однако на этот раз запасной парашют раскрылся с запозданием в две — две с половиной секунды, что привело к фактически свободному падению спортсмена. В результате ничем не смягченного удара о землю пострадавший мгновенно скончался на месте приземления… Специальная комиссия РОСТО, изучавшая обстоятельства гибели спортсмена, пришла к выводу, что сам парашют находился в абсолютно исправном состоянии. Но при прыжке из-за сильного порыва ветра имел место удар спортсмена о фюзеляж самолета, в результате чего произошел самоотцеп карабина, что, в свою очередь, привело к отказу основного купола парашюта. Установлено также, что так называемая расчековка, автоматическое раскрытие запасного парашюта, началась вовремя, на расчетной трехсотметровой отметке. Однако спортсмен, поддавшись, вероятно, чувству неподконтрольного страха, какое-то время держал запасной купол руками, из-за чего раскрытие произошло на две секунды позже. Как показывают простейшие расчеты, именно этих секунд и не хватило для того, чтобы остановить падение…» Вот такая петрушка, — сказал Иван, убирая бумагу в папку.

— Вы говорите, он в Чечне служил? — уточнил второй летун.

— Мало того, — не моргнув глазом солгал Алексей Петрович, — в ВДВ! — И подумал: «Да простит меня погибший за это вранье».

На всякий случай он все же решил показать летунам фотографию Разумовского. Летуны, переглянувшись, начали внимательно, с неестествено повышенным вниманием всматриваться в нее, причем на этот раз к ним присоединился и третий, до сих пор не подававший признаков жизни.

— Кажется, он, — осторожно изрек наконец Иван.

— А черт его знает, — с сомнением сказал второй. — Тот вроде как помоложе был… А у вас что — какие-то сомнения?

Сомнение у меня было только одно: погибший был слишком опытным парашютистом, чтобы не справиться с каким-то учебным парашютом. Все-таки двести прыжков — это неплохая школа. Я сказал об этом своим собеседникам.

Они быстро переглянулись.

— Двести прыжков! — изумленно присвистнул тот, что помоложе. — Или вы что-то путаете, или погибший от нас что-то скрывал.

Алексей Петрович не стал спорить на тему, кто именно путает и скрывает. Что-то во всем этом было не то.

Что они скрывают? В чем тут дело? Бумага явно правдоподобная. Но почему они так отреагировали на фотографию? Почему такой тайной стал журнал и как это его может не быть на месте, если он, как и у моряков, должен все время находиться на командном пункте — ведь полеты-то продолжаются!.. Еще вопрос: с какой стати столь опытный спортсмен прыгает на примитивном учебном парашюте, да еще и ошибается, как перворазник, хотя из показаний свидетельниц можно было понять, что прыжкам с парашютом Разумовский предпочитал прыжки с парапланом.

Он вспомнил все эти мгновенные переглядывания собеседников, вспомнил, как неожиданно побледнел старший, когда он сказал им про двести прыжков, и вдруг понял: да они же просто запуганы! Как он сразу не понял, что за каждым их словом, за каждым движением стоит смертельный ужас. Да, вряд ли они помогут ему докопаться до правды…

Но понял Алексей Петрович и другое: он на верном пути, а потому просто обязан продолжать поиск, и продолжать его неформальным способом. Сейчас стало совершенно очевидно, что обращение в милицию даст ему еще меньше, чем визит в аэроклуб…

Выйдя за ворота аэродрома, он огляделся. Вот как раз то, что ему надо — питейное заведение. Ресторан, столики с подачей пива и прочими мужскими радостями. Наверняка здесь отмечают удачи и неудачи в воздухе, наверняка завсегдатаи этого заведения из местных могут многое порассказать.

Он прикинул еще раз — имидж человека, разыскивающего однополчанина, годился и здесь. «Проканает!» — неожиданно для самого себя сказал Кротов на воровском жаргоне.

4

Алексей Петрович пристроился к мужикам, сосавшим пиво прямо из горлышка. То ли дело, подумал он, раньше — сидишь где-нибудь с кружкой, потягиваешь… Или стоишь. Но с кружкой. А теперь все на ходу — даже девки и те сосут из бутылки… А больше всего ему не нравилось баночное. Баночное он вообще не признавал еще с тех, с заграничных времен — это не пиво, это моча. Так, для вони, как говорил один его контрактник…