Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (+ Бонус. Новый год у Тумановых) (СИ)

Потому что я понятия не имею, что делать с тремя маленькими детскими сердечками, когда Туманов наиграется и разобьет их. Свое не жалко. Пусть. Не привыкать. Но тройняшек я обязана уберечь.

- Это я его попросила папочкой побыть. Чу-уть-чуть, - малышка пальчиками показывает крохотный зазор и улыбается виновато. – Мне грустно одной было. Адам же хороший, мам, - уговаривает меня жалостливо.

Я же едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться прямо при ней. Чертового Туманова остро не хватает, который сейчас отправил бы меня «умыться и успокоиться». И в то же время ненавижу его за то, что надежду детям подарил ложную.

- Хороший, - соглашаюсь. – Но он не ваш папа, ты же это понимаешь?

- Угу, - вздыхает и паузу делает, думая о чем-то.

Касаюсь ладонью порозовевшей щечки. С болью в груди вспоминаю, какой бледной и болезненной Василиска была вчера. Как плакала, звала меня, лепетала что-то неразборчивое осипшим голосом. И слабо улыбалась от присутствия Адама. Чужого человека.

Хотя сейчас в ее тоненьких венках течет его кровь. Пусть влитая искусственно, но все же… Есть в этом что-то объединяющее, родственное. А сам поступок Туманова стал спонтанным, бескорыстным и… приятно удивил меня. Никогда бы не подумала, что этот эгоист способен вот так, без сомнений, помочь постороннему ребенку, ничего не ожидая взамен.

- А наш настоящий папа где? – поразмыслив, выдает Васька.

И вгоняет меня в ступор. Она сегодня особенно безжалостно бьет вопросами. Правильными, ожидаемыми, но на них у меня нет ответов.

- Я взяла твои любимые книги. Почитать тебе что-нибудь? – перевожу тему. Стараюсь держаться бодро, но голос дрожит и срывается под конец фразы.

Аккуратно меняю Василиске простынь, присаживаюсь на край постели и достаю красочные брошюры из сумки.

- Может, сок хочешь? Или банан? – спохватываюсь, изучая то, что привезла дочурке. – А может, мультики на телефоне посмотрим? - подмигиваю заговорщически, потому что обычно запрещаю ей это.

Но сегодня моей малышке можно все.

- Неа, - машет головой. – Ложись рядышком, мам, - просит она и двигается к краю, морщась от боли в ноге. Осматриваю повязку, помогаю Ваське лечь удобнее. И выполняю ее просьбу, устраиваясь на боку, чтобы меньше места занимать. – Расскажи мне про мамонтенка.

- Не пойдет, - спорю я. - Ты же плачешь каждый раз на его песенке, - усмехаюсь с любовью и оттенком горечи. И нежно целую ее в макушку.

- А ты без нее. Давай сразу счастливую концовку, - хитро прищуривается она, и в синих глазах огненные чертики пляшут. – Только пусть мамонтенок найдет папу вместе с мамой, - постановляет довольно.

Укладывает головку мне на плечо и демонстративно глаза прикрывает, сигнализируя тем самым, что готова слушать.

Мне ничего другого не остается, кроме как подчиниться. Рассказываю то, что Васька хочет. И именно так, как она просит.

Стараюсь до последнего сохранять ровный тон, пока по щекам стекают горячие слезы.

Страдаю от собственного бессилия.

Шесть лет назад, принимая судьбоносное решение, я была уверена, что справлюсь. Дам своим детям все, сделаю их абсолютно счастливыми.

Одна. Смогу!

Но проиграла.

Тогда - Макару. Хоть и наивно думала, будто победила, доказала, что я сильная.

Сейчас - Адаму. Не заметила, как подпустила его слишком близко к себе и детям. Не понимаю, в какой момент и почему это произошло.

Ненавижу мужчин! От них одни расстройства и обманутые мечты. Их создали, чтобы мучить нас. И они радостно выполняют свою миссию.

С этой мыслью я и сама засыпаю под тихое сопение Васьки. Отключаюсь, все еще не отойдя от вчерашних потрясений. А измученное сознание продолжает шерстить воспоминания. И отматывает время на восемь лет в прошлое.

* * *

Тогда…

- Макарушка, есть пара минут? - мнусь на пороге, наблюдая, как он собирается. Застегивает белоснежную рубашку, равняет воротник, накидывает пиджак, поправляет ремень брюк. Долго, внимательно, педантично. Все ослепительно чистое, с иголочки, выглаженное мною.

Макар привередлив в деталях: в еде, в одежде и… в отношениях. Ко мне у него особые требования. Начиная с внешности и заканчивая… постелью.