Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

— Да, он обещал, — подтвержает Макс серьезно. И в следующий миг расплывается в довольной улыбке. Как и я, отпускает свои эмоции, дает волю чувствам. Доверяет Адаму.

— Даже так? — растерянно выдыхает мама.

Тройняшки умолкают. Садятся в ряд на диван, послушно складывают ручки на коленях и следят за нами. Пока я молнии в мать метаю.

— Ну, а как иначе? — бросаю с вызовом, вздернув подбородок. — Адам — их биологический отец… То есть родной, — исправляюсь, покосившись на детей. — Не знаешь, как так вышло? — стреляю взглядом в маму.

— Знаю, — сдается она без боя. Не отнекивается даже. — Только никак не могла подумать, что тот здоровый, но легкомысленный оболтус, который шесть лет назад забрел в нашу клинику, окажется Тумановым. И уж точно не предугадала бы, что он когда-нибудь вернется за детьми. Наоборот, я была уверена, что вам ничего не грозит.

Понимаю, что мама готова к откровенной беседе, и прошу тройняшек подняться наверх.

— Переоденьтесь и отдохните. Наберитесь сил перед приходом папочки, — подмигиваю им.

И это действует безотказно. Ради Адама чертята превращаются в милых, покорных ангелочков. Спешат в свои комнаты, пока я с теплом смотрю им вслед. Как же счастливы мои дети…

Наши.

— Что случилось тогда? — зыркаю на маму, а она жестом приглашает меня присесть. — Почему ты не использовала материал донора. Того самого, которого я выбирала по группе крови, цвету глаз и прочим характеристикам. Того, кого ты одобрила… — раздражаюсь. — Почему рискнула моей беременностью из-за первого встречного?

— Разве ты не довольна такому исходу? — изгибает бровь мама. Чувствует меня и знает, на какие рычаги давить.

Довольна. Очень. Адам — лучший папочка. И я верю, что мы с ним сможем стать счастливой семьей.

— Да, но… — теряюсь я.

— Я могу назвать это стечением обстоятельств, — пожимает она плечами. — Или судьбой, — усмехается по-доброму. — В тот решающий день все шло не так гладко, как мы ожидали. После разморозки материал донора показал не очень хорошие результаты. Не худшие, но и не идеальные. Пункция тебе уже была назначена, и тянуть или переносить процедуру никак нельзя было. Надо было что-то решать, и я предложила твоему репродуктологу ИКСИ. Это бы повысило шансы успешного оплодотворения.

— Ты мне говорила, что все хорошо, — вспоминаю нас в тот день в палате. Перед ЭКО.

— Лишние нервы не помогли бы тебе. Наоборот, ослабили бы организм. Ты и так переживала сильно. Поэтому я оберегала твое эмоциональное состояние, — признается, пряча взгляд. — Также я понимала, что в случае неудачи ты опять впадешь в депрессию. И внутренне я паниковала дико.

— И поэтому использовала материал Адама? — продолжаю за нее. — Как ты вообще о нем узнала?

— Столкнулись в коридоре, пока я носилась из лаборатории к твоему врачу и обратно. Я толком и не рассмотрела его. Молодой, сильный, высокий, вроде симпатичный. Главное, не деклассированный элемент какой-то… — брови хмурит. — Сразу значения не придала, но тут же лаборантка мне рассказала, что мажорчик один на спор донором стал.

— И ты рискнула использовать материал неизвестно от кого? — удивляюсь я. И не верю, что мама халатно подошла к такой важной процедуре.

— Почему неизвестно? — вздергивает брови возмущенно, будто я усомнилась в ее профессионализме и обидела ее этим. — Не знаю уж, что там на кону стояло, но к делу он подошел основательно, даже экспресс-тесты необходимые сдал. Лишь бы другу нос утереть. Все анонимно, конечно, так что никто в клинике понятия не имел, кто он. Но все равно балбес, что тут скажешь. Надеюсь, это по наследству не передается, — смеется беззлобно. — Я им сразу заинтересовалась. Попросила результаты его анализов, изучила. И когда дошла до показателей спермы, то поняла, что такого мощного производителя нам упускать нельзя…

— Ма-ам, — краснею я.

— Агата, ты же медик. Взгляни на ситуацию с моей стороны, — грозит мне пальцем. — Ты должна меня понять. Я гипнотизировала спермограмму и не верила, что такая удача нам подвернулась. Морфология, подвижность — все отлично. Идеальный генофонд. Шансы на успешное ЭКО возросли в разы. При этом никаких рисков, что донор заявит права на детей потом, — осекается и закашливается. — Ну, здесь я ошиблась. Знала бы я тогда Тумановых и что он один из них, то насторожилась бы, — хмыкает с сарказмом. — Они упертые. И непредсказуемые. Чего только Златкин Марк стоит, — делает паузу. — В общем, я договорилась с лаборанткой — и твои яйцеклетки оплодотворили материалом этого случайного донора. Как мы выяснили спустя годы, Адама.

— Почему ты ничего не сказала? — хмурюсь я. — Ни ему, когда он приехал искать наследника, ни мне. Зачем молчала?

— Я не могла быть на сто процентов уверена, что это он. Повторюсь, донор анонимный, — поднимает палец вверх. — Когда Златка позвонила и попросила о помощи, я согласилась принять ее родственника. Но сначала Адам на встречу не явился, — бурчит недовольно.

— Явился, — проговариваю чуть слышно, но мама пропускает мимо ушей.