Тройное Дно

Уцелел и Абрамкин, молодой парень из Пскова, услышавший выстрелы на посту и не получивший от капитана ответа по телефону, висевшему рядом на столбе. Тогда он залег за этим самым столбом, вовремя заметил Полуянова и на лицемерные реплики: «Витек, там капитан пьяный балуется, Витек, не стреляй» — прижал сержанта Полуянова очередью к земле, после чего тот отполз из зоны обстрела, с полминуты подумал, добежал до кухни, где половину рожка выпустил в живот Салову, в подвернувшийся под руку вещмешок загрузил хлеб и консервы и, уже покидая часть, на ходу собрал снаряженные рожки мертвых товарищей. Автомат Стасова он еще с километр нес с собой, но, трезво подумав, спрятал его под валежником, метрах в двухстах от дороги, где его и нашли вскоре.

Елсуков осторожно покинул оружейную комнату, шаг за шагом возвращаясь в реальный, но уже так нехорошо изменившийся мир. Он внимательно обследовал все помещения, потом запер входную дверь своего кабинета, пригибаясь, добрался до телефона местной связи на столе и набрал номер 11 — пост на главных воротах. Трубку никто не взял. Тогда он попробовал вызвать Абрамкина, то есть набрал 13. На восьмом звонке тот взял трубку.

— Что происходит?

— Товарищ капитан, я слышал выстрелы. Залег. Потом ко мне попробовал приблизиться сержант Полуянов, и я открыл огонь согласно уставу.

— Молодец. Что теперь? Где он?

— Отполз. Потом я не знаю… А кто стрелял?

— Это Полуянов, кажется, расстрелял пост и пытался убить меня. Слушай внимательно. На время оставляй свой пост и скрытно продвигайся к воротам. Если что, разрешаю Полуянова бить на поражение. Все понял?

— Яснее ясного.

Минут через десять Абрамкин доложил по телефону, что Стасов и Славкин мертвы, одного автомата нет и нет в прямой видимости взбесившегося сержанта.

После этого Елсуков позвонил в котельную, удостоверился, что там все в порядке, и, справедливо решив, что Полуянов уже далеко от части, решил прояснить обстановку. Зрелище разоренной столовой с трупом Салова на полу, обильная растекшаяся кровь с гильзами под сапогами довершили процесс миросозерцания на данный момент. Было очевидно, что дело у Полуянова сорвалось по какой-то причине, которую теперь уже не узнать, пожалуй, никогда. Если он решил покончить со всеми, то можно было выбрать другое, более удобное время. Значит, что-то произошло при смене караула. И после того как это что-то произошло, он и решился на мятеж. Разумных поводов, впрочем, не приходило в голову.

Время тишины приказало долго жить. Нужно было звонить полковнику. Тот примчался в часть незамедлительно. То есть за два часа сорок минут, взяв такси за какие-то совершенно безумные деньги, так как «собственные колеса» на зиму он ставил в гараж, а из части приехать за ним было попросту некому.

После принятия доклада и осмотра последствий уикенда во вверенной ему части полковник приказал Абрамкину оставаться на посту, капитану — прикрыть тела убитых брезентом там, где они остались, увел Елсукова к себе и белыми от ужаса губами повел такие речи:

— Коля, теперь нам конец. Точнее, мне конец.

— Да успокойся ты, Гриша. Эта стрельба стоит у нас от Курил до Калининграда. Ну приедут, ну напишут акты. Ну переведут тебя в другое место. Ну меня переведут. Жить-то дальше надо.

— Ты меня не понял, Коля. Никаких переводов не будет. Меня расстреляют.

— Ты водки еще выпей и успокойся.

— Я скоро совсем успокоюсь. Ты знаешь, что у нас хранится в бункере?

— Изделие 2341. Комплект учебной аппаратуры.

— У нас, Коля, хранятся скрытые резервы. Это не нашего ума дело. Может быть, эти изделия продать наверху хотят, может быть, для будущей войны употребить. Как бы скрыты они от посторонних глаз.

— Какие, на хрен, изделия? По виду как бы…

— Вот что, по-твоему, эти «как бы»?

— Ну, элементы направляющей. Длинные, тонкие.

— Вот и введут мне длинного и тонкого. А может быть, и тебе. Это оружие нового поколения. Ракеты. Портативные и мощные. Высокоточное оружие. В них компьютер. Те же крылатые ракеты, только компактные. Для пуска с нашей установки.

— Да хоть бы ядерные боеголовки. Тебе-то что? Там же все цело?

— Нет, Коля. Не цело. Одной не хватает.

— Так. Уже интересней. И где же она?

— Где, где. В п…де.

— Продал?

— Продал.

— Чтоб квартиру получше купить?

— Да какая разница, Коля.

— Ты вроде бы Родину предал. Кому продал-то?

— Да кому надо.

— Шутишь?

— Какие шутки. Я же комиссоваться должен был. Вчистую. Потом и концы в воду. Те, кто это добро привез к нам, сейчас далече. Они не скоро за своим товаром вернутся.

— Для уличных боев?

— Какая половая разница? А сейчас что? Комиссия ведь будет. Там знаешь сколько крючкотворов? Они ведь все разроют. Я этого гада Полуянова загрыз бы зубами.

— Так что же ты хочешь?

— А вот то и хочу, что молчать. И ты молчи, Коля.

— Гриша, так как же? У нас ведь два штыка осталось.

— Плюс вольнонаемные. В котельной. Это все свидетели.

— И что?

— Свидетели нам не нужны.

— Ты мне предлагаешь Абрамкина «определить»?

— А что делать?

— Я сейчас, пожалуй, позвоню кое-куда. Я, Гриша, ракет не воровал. И убивать солдат своих не буду. Ты уж меня извини.

— А меня?

— А что же делать?