- Нет, я могу вообразить, - спокойно сказал Эйкон. - Я как-то пытался читать интернет эпохи до Рассвета. Я думал, что хочу знать, да я действительно хотел, но… я просто не смог выдержать. Вряд ли кто-то у нас корабле, кроме вас, смог бы. Уважаемый предок, почему бы нам не спросить вашего совета, что делать с Детоедами и Сверхсчастливыми? Вы же единственный из нас, кто действовал в настолько чрезвычайных ситуациях.
- Нет, - сказал Исповедник, словно изрёк абсолютный запрет откуда-то из-за пределов Вселенной. - Вы - тот мир, который мы хотели создать. Хотя я не могу говорить “мы”. Это просто искажение памяти, романтический отблеск на истории, погружённой в туман. В то время я не был одним из тех мечтателей. Я просто был заключён в собственный кокон страдания. Но если моя боль значила хоть что-то, Эйкон, то лишь как часть цены, уплаченной за мир, лучший чем тот. Если древняя Земля вас ужасает - разве это не значит, что всё удалось как надо? Вы прекрасные и светлые дети, и это ваш мир, и вам самим решать, что с ним теперь делать.
Эйкон попытался было возразить…
Исповедник остановил его жестом.
- Я действительно так считаю, милорд Эйкон. Это не вежливый идеализм. Мы, древние, не можем стоять у руля. Мы помним слишком много зла. Мы слишком осторожны, чтобы отважиться смело идти вперёд. Вам известно, что одно время секс не по взаимному согласию был вне закона?
Эйкон не знал, улыбаться ему или морщиться.
- Это Сухой закон, да? В первом веке до интернета? Ну уж, я думаю, все только порадовались, когда этот закон отменили. Не могу даже представить, насколько скучной была ваша сексуальная жизнь. Флиртуешь с женщиной, заводишь её, завлекаешь, и всё это время знаешь, что ты в полной безопасности, потому что она не имеет права взять инициативу на себя, если ты зайдёшь чуть дальше чем следует…
- Вам нужно освежить ваши знания истории, милорд Администратор. На достаточно общем уровне. Я хочу вам сказать - и это не общедоступная информация - что мы почти попытались свергнуть ваше правительство.
- Что? - спросил Эйкон. - Исповедники?
- Нет, мы. Те, кто помнил древний мир. Мы тогда всё ещё обладали солидным капиталом и огромным влиянием в грантовых комитетах. Когда наши дети узаконили изнасилование, мы решили, что будущее пошло не тем путём.
Эйкон раскрыл рот.
- Вы были настолько ханжами?
Исповедник покачал головой.
- У меня нет слов, - сказал он, - вообще нет слов, чтобы это вам объяснить. Нет, это было не ханжество. Это была память о зле.
- Хм, - сказал Эйкон. Он старался не улыбаться. - Не могу даже вообразить, какое зло могло произойти от изобилия неконсенсуального секса.
- И не пробуйте, милорд, - сказал Исповедник. Он наконец засмеялся, но несколько страдальчески. - Без, так сказать, личного опыта вы действительно не сможете вообразить, и пытаться бессмысленно.
- Ладно, из чистого любопытства - много ли вы потеряли?
Исповедник как будто на мгновение замер.
- Что?
- Много ли вы потеряли на рынке законотворческих прогнозов, когда поставили деньги на какие-нибудь ужасные последствия отмены запрета?
- Нет, вам действительно не понять, - сказал Исповедник. Теперь его улыбка была настоящей. - Но теперь вы знаете, да? После этого разговора вам ясно, почему меня нельзя допускать к принятию решений за человечество.
Эйкон смутился. Это было странно… он чувствовал нутром, но не мог объяснить словами, почему. Он просто ощущал неправильность.
- Теперь вы знаете, - повторил Исповедник. - И поскольку мы помним так много зла, и поскольку для этой профессии хорошо быть пятисотлетними, многие из нас стали Исповедниками. Нам легко проповедовать пессимизм - ведь в большинстве случаев рационалисту приходится остужать людей, а не подбодрять … Мы советуем, но не руководим. Спорим, но не решаем. Мы идём вместе с вами, и стараемся не слишком впадать в шок от того, что радуемся жизни почти так же как вы. Да вы сами окажетесь в моей роли через пятьсот лет… если человечество переживёт эту неделю.
- Ах да, - сухо сказал Эйкон. - Чужие. Текущий предмет обсуждения.
- Да. У вас есть идеи?
- Только одна: мне и вправду жаль, что человечество не одно во Вселенной. - Эйкон внезапно сжал кулак и с силой ударил по кровати. - Блядь! Я знаю, что почувствовали Сверхсчастливые, когда увидели, что мы и Детоеды не “исправили себя”. Вы понимаете, что это означает? На что похожа остальная Вселенная с точки зрения статистики? Пусть даже в нашей выборке всего два экземпляра. Наверняка где-то есть симпатичные соседи. Точно так же, как в глубинах бесконечной Вселенной наверняка есть моя точная копия вплоть до отдельных атомов. Но все, кого мы реально встретим, вероятно, окажутся… - Эйкон перевёл дыхание. - Чёрт, ведь никто не думал, что будет так! У всех трёх видов есть эмпатия, есть симпатия, есть ощущение справедливости… да у Детоедов даже есть литература, даже искусство! Разве этого не достаточно? Разве не казалось, что этого достаточно? Но всё, что мы имеем - это достаточно похожие системы отсчёта, в которой мы друг для друга - кошмар.