Отец рассказывал, что на Дальнем Востоке, где он одно время работал, они пили спирт, разводя его соком консервированных ананасов.
Ананасов у нас не было.
— Развести нечем, — сказал я. — Вот досада!
И вернул пузырек.
— Погоди!
Она вскочила со стула, заметалась по кабине. Она хотела во что бы то ни стало найти для меня воду.
И нашла.
За дверцей на задней стенке кабины был шкафчик, где машинисты хранили продукты. В специальном гнезде стоял термос. Она взболтнула его.
— Там что-то есть!
Она отвинтила колпачок, вытащила пробку, принюхалась.
— Кажется, кофе… Точно! Холодный кофе, сладкий! Пойдет?
Мне деваться было некуда.
— Пойдет, — сказал я.
Мы налили себе кофе. Она в колпачок от термоса, а я в пластмассовый стаканчик. Я храбро плеснул туда немного спирта.
— Тебе налить? — спросил я.
Она колебалась, но любопытство пересилило.
— А это вкусно?
— Еще бы. Кофе с коньяком пробовала? То же самое.
Пару раз в кафе-мороженом я видел, как пьют кофе с коньяком.
Она подставила колпачок.
— Только немного. Довольно!
Она с опаской пригубила. Я следил за выражением ее лица.
— А знаешь, ничего! — сказала она.
Я задержал дыхание и залпом выпил свой стаканчик. Потом закусил сладкий кофе соленым помидором.
— Ну как?
— Ничего, — сказал я. — Слабовато только, Надо побольше спирта.
Я налил себе еще стаканчик кофе и добавил туда спирта из пузырька.
— А тебе плохо не будет? — поинтересовалась она.
Я покраснел.
— Ну ладно, — сказала она. — Давай за знакомство.
Мы чокнулись.
— Диспетчера Сортировочной! — надрывался Петька. — Срочно!
— В течение часа, — произнес бесстрастный голос на другом конце провода.
— Девушка! — взмолился Петька — Милая…
— Я не ваша милая, — оборвал голос, — а дежурная телефонистка. Линия занята, разговор могу предоставить в течение часа.
— Тут человек погибает! — заорал Петька. — Дайте вашего самого главного!
— Соединяю со старшей, — бесстрастно произнес голос.
В трубке что-то щелкнуло, и другой строгий голос проговорил:
— Старшая смены слушает!
У старшей смены Елены Сергеевны Селезневой весь день не выходило из головы, что ее Олежка сегодня первый раз пошел на работу в депо вечером и она не смогла проводить его. Все последние дни она вставала рано, готовила завтрак и провожала сына так же, как много лет назад мужа. Тогда он был еще не ведущим инженером, а молодым помощником машиниста.
Какая-то смутная тревога не оставляла ее, и поэтому, когда юношеский голос сбивчиво стал объяснять, что ему необходимо срочно поговорить с диспетчером Сортировочной, Елена Сергеевна решила нарушить правила и дать разговор вне очереди.
— Хорошо, — сказала она. — Сейчас приму заказ. Вы как оплачивать будете? В кредит, по талону?
— У меня нет талона!
— Вы говорите с квартиры?
— Нет.
— Тогда предоставить разговор в кредит не могу, — вздохнула Селезнева.
— Какой кредит!.. Товарищ погибает!..
Парень на том конце провода чуть не плакал.
Начальник разъезда «38-й километр» зябко поежился, прислушался.
— Не слыхать еще…
Они стояли с дежурным у слабо освещенной фонарем железнодорожной стрелки. Ответвление от главного пути вело к тупику, возвышавшемуся над глубоким рвом.
Легкая дрожь прошла по рельсам. Вдали у поворота дороги показался слабый, колеблющийся свет.
— Тебя Олег зовут?
— Да.
— Хорошее имя. Олег, Олежка… А меня Люся. Ты тоже здесь зайцем?
Она разговаривала вполне нормально, и я осмелел.
— Зайчиха — это ты, — сказал я и отхлебнул из стаканчика. — А я потомственный почетный железнодорожник.
— Звучит. А точнее?
Неожиданно для себя я произнес:
— Техник, — и сам удивился.
— Техник?
Люся недоверчиво оглядела меня.
— Практикант, — на всякий случай добавил я.
— Вот как… Сколько же тебе лет?
И опять я, к собственному удивлению, произнес:
— Семнадцать. Скоро восемнадцать будет. Шестого июня.
— Ты хорошо сохранился!
Она тоже выпила свой колпачок. Щеки у нее порозовели.
— Это у нас наследственное, — сказал я. — У меня отцу никто сорока не дает. Тридцать пять — не больше. Вот на меня его хромосомы и действуют. ДНК.
Люся усмехнулась.
— Коллективно читаете в обеденный перерыв журнал «Науку и жизнь»?
«Науку и жизнь» я не читал, а о хромосомах и ДНК слышал на лекции о наследственности в Доме санитарного просвещения.
— Читаем, — сказал я. — А как же! Ты разве не читаешь?
— Регулярно.
— Это заметно, — сказал я. — У тебя жизнь по науке. Полный набор жизненно необходимых предметов в болгарской сумке. Включая медицинский спирт.
Люся пожала плечами.
— Нечему удивляться. Я учусь в медицинском училище.
— Где?.. В нашем городе нет медицинского училища.
— Я не живу в вашем городе. Я была там всего один день, проездом.
— Да здравствует медицина! — сказал я. — Уважаю эту науку. Самая теплая наука на свете…
Неосвещенный состав не был виден, и казалось, луч света, обращенный назад, сам по себе непостижимым образом стремительно приближается к разъезду.
Рельсы гудели вибрируя.
— Пора! — дежурный взялся за рукоятку стрелки. — Сейчас мигом в укрытие!
Начальник разъезда послушно кивнул. Глухо щелкнули переводимые стрелки.
— Беги!
Две темные фигуры метнулись от стрелки, перемахнули через пути и упали в глубокую канаву по другую сторону тупика.