Вышагивая по стенам лондонского Тауэра, лорд Скейлз рдел от едва сдерживаемых эмоций. Взгляд его был направлен на улицы внизу. С этой высоты открывался вид на армию, что собралась за рекой в миле отсюда. От сиплого рева рогов, возвещающих ее вход в столицу, Скейлз вздрогнул. В эту минуту он чего бы только не отдал ради того, чтобы иметь при себе еще одну тысячу человек.
Воспоминания о мятеже Джека Кейда были по-прежнему свежи; можно сказать, все еще кровоточили, несмотря на то что те события имели место десятилетие назад. Потом Скейлза еще долгое время бередило то, что город не удалось защитить; не выручило и его прямое участие в обороне. В память въелись сотни убийств, когда мятежники наводнили город, превратив его в бойню. На законе и порядке в ту жуткую ночь был поставлен крест. От одной лишь мысли, что подобное когда-либо может повториться, изношенное сердце колотилось, а руки судорожно сжимались в кулаки. Так и до удара недалеко. Вон и доктор предупреждал: пунцовость лица внушает опасение, настроение с перепадами: годы уже не те, силы уходят. Но сейчас лишь гнев сдерживал изнурительный страх, от которого бросало в пот.
Наградой Скейлзу за тогдашнюю ночь стала пенсия сто фунтов в год, а также право пользования королевским торговым судном. Он тогда разбогател на купле-продаже небольших партий шерсти и сукна. Командование гарнизоном Тауэра стало его последней должностью перед выходом в отставку – синекура, при щедрой пенсии и хозяйстве со смышлеными слугами. В свои шестьдесят три Скейлз был уже не годен на то, чтобы с мечом и щитом выходить лицом к лицу с бушующим бунтом. Скрипучие суставы ныли, дыхание посвистывало.
Вдоль стен распоряжений Скейлза дожидались орудийные расчеты. Это несколько утешало: укрепления со времени мятежа значительно усилились. Если враг попытается штурмом взять воротную башню, то тяжелые орудия разорвут прущую по улице толпу в кровавые лохмотья. Стояли на стенах и торсионные катапульты, известные еще римским легионерам, – самое, пожалуй, грозное под его командованием настенное оружие, гораздо злее этих бронзовых стволов и чугунных ядер. Скейлз перекрестился, целуя на своем пальце перстень с фамильным гербом. Нет, Тауэр им не взять. Губы Скейлза тронуло подобие улыбки, стоило лишь представить,
– Пусть только сунутся, – бормотнул он, глядя на сливающуюся в сизоватый неясный фон дымку на том берегу Темзы, где многие еще дожидались своей очереди. На расстоянии мили неряшливым пятном виднелась толпа кентцев, постепенно убывающая по мере того, как они перетекали в город. Лютую досаду вызывало то, что лондонцы даже не пытаются их остановить. Казалось бы, память о том ужасе и наделанном ущербе должна их по меньшей мере настораживать, так нет же, эти глупцы приветственно им машут, этим варварам, что некогда предали столицу огню. Ну да ничего, если Лондон вокруг вспыхнет, убежища в Тауэре им не видать как своих ушей. Скейлз неслышно ругнулся.
Впрочем, легко сказать. Его задача – защищать добрых людей от толпы, а как раз им-то он помочь не может. Кроме разрозненной кучки ольдерменов с их стражниками, единственные во всем Лондоне солдаты собраны здесь, под его началом. Скейлз стиснул челюсти, глядя перед собой с холодным спокойствием. Королевские нобли все как один на севере, в своих имениях или где-нибудь вокруг Ковентри. Для нормальной вылазки людей слишком мало, неважно какие зверства будут открываться взору со стен. Остается одно: чтить букву и дух служебного предписания и удерживать Тауэр до подхода в город подкреплений. Скейлз еще раз оглядел ряд пушечных жерл, уставленных на запад поверх городских улиц. Река несла свои воды вдоль южных стен; моста здесь не было, так что удара с фланга можно было не опасаться. Что ни говори, а Тауэр – крепость, и разговаривать с любым дерзнувшим приблизиться она будет языком огня.
– Всем ждать команды! – зычно взвопил он, слыша, как эхо слов отскочило от древних камней. Восемь сотен подчиненных чутко застыли в ожидании приказа. Расчеты пушкарей проверяли еще на раз свои жаровни и фитили, ядра и кули с порохом, уже лежащие на месте. Над всем этим вздымалась белая башня, и Скейлзу вспомнилась сцена тогдашнего побоища и забрызганная кровью земля вокруг. Он покачал головой. Такого больше не должно повториться.