Троица. Будь больше самого себя

Если вы ещё сомневаетесь в том, что мы видим в вещах сущности, которых в них на самом деле нет, то представьте себе человеческое мясо. В целом, мясо как мясо, полезный для организма белок… Но вас, наверное, уже подташнивает, правда?

Да, мы усматриваем несуществующие сущности в вещах, и это, судя по всему, специфическая эволюционная предустановка. Сложно сказать, с чего это всё началось и почему эволюция решила оснастить нас этим специфическим навыком.

Эволюционные психологи считают, что дело, возможно, в предупреждении близкородственного скрещивания. Если я, например, стану рассказывать вам историю о том, как молодые, но уже совершеннолетние брат и сестра устроили себе романтический отпуск с взаимными сексуальными утехами, вам, вероятно, тоже будет не очень приятно это слушать…

В общем, как бы там ни было – это универсальная для нас вещь: мы умеем видеть невидимые (и несуществующие на самом деле) сущности в вещах.

Последующее интеллектуальное развитие позволяет нам получить массу преимуществ из этого своего загадочного «видения». Но этот феномен получил название уже не субстанционального, а «категориального эссенциализма», потому что он связан не просто с усмотрением сущности предмета, но и с возможностью, благодаря языку, относить его к той или иной категории.

Что такое существительное? Это слово, которое обозначает нечто со специфической сущностью – дерево, человек, дом, стол, пространство, число, космос и т. д. Не просто дерево или человека, а вообще любое дерево, любого человека и т. д.

То есть, благодаря словам, мы научились определять некие сущности, которые соотносятся не с конкретным предметом (как, например, имена собственные), а с определённой совокупностью предметов и какой-то их «внутренней» особенностью. Так и возникают «категории».

Что-то для нас объединяет все деревья, все столы, всех людей, все дома, хотя они, как вы понимаете, могут быть очень и очень разными, вплоть до неузнаваемости. Деревья бывают карликовыми, Владимир Ильич Ленин использовал пенёк в Разливе в качестве стола, муравейник – тоже чей-то дом, а Гитлер – не человек, но человек, и т. д.

В своё время Платон даже высказал предположение, что эти «сущности» вещей (или «эйдосы», как он их называл) находятся в некоем «мире идей» («эйдосов») и первичны по отношению к реальным предметам.

Он полагал, что эти эйдосы как бы проявляют себя в вещах: чашность – в чашке, лошадность – в лошади, а человеческое – в человеке.

На самом деле, это не просто философия, а очень важный психический механизм: если мы можем найти категорию, которая объединяет в себе разные предметы с единым функционалом и сходными свойствами, нам понятно, что с этими вещами делать.

Мы не смотрим всякий раз на предмет, который используется нами в качестве, например, стола или чашки, как бараны на новые ворота, а знаем, что нам с этим предметом делать, или что, например, от него ждать.

Это, как вы понимаете, существенно экономит силы, и «центристы» – самые экономные из всех. Они буквально живут в мире эйдосов: видят «души» или «личности» в разнообразных субъектах, обожают собак, потому что «они – товарищи», в предметах материальной культуры видят чей-то труд, а в природных процессах – проявления Природы.

Поскольку эссенциализм является универсальным психическим механизмом, укоренённым в нас глубоко физиологически, то понятно, что «центристы» представляют собой базовый тип мышления, проявления которого мы найдём в мышлении любого человека.

Однако, есть у «ядерных центристов» (то есть у людей с ведущим «невротическим радикалом») специфическая особенность. Для них все эти «сущности-эйдосы» – не какое-то абстрактное знание о формальных категориях, для них это именно «существо дела».

О чём идёт речь и как это получается? Для того, чтобы понять это, вернёмся ещё раз к детям и посмотрим на эксперимент, проведённый группой исследователей во главе с психологом Йельского университета Кили Хэмлин.

В этой научной работе исследовалась способность младенцев понимать суть социальных ситуаций. В возрасте шести месяцев мы ещё не умели ни ходить, ни разговаривать. Но как оказалось, уже тогда мы могли определять, кто хороший, а кто плохой на достаточно абстрактных примерах.

В этом эксперименте младенцы сидели на коленях у родителей, а на экране им показывали нехитрый мультик. Кружок пытался с трудом взобраться на холм, а две другие фигуры оказывали на него воздействие: треугольник помогал, а квадрат – мешал, сталкивая круг вниз с холма (см. рис. № 12).