Понятно, что данная ненормальность может проявляться как типологическими особенностями, так и разного рода психическими расстройствами пограничного уровня, специфичными для каждого из представленных типов и, соответственно, миров.
С другой стороны, именно эта «ненормальность», если она распространяется не на один только какой-то вектор инстинкта самосохранения, позволяет некоторым из нас создавать совсем странные миры, которые не способны разглядеть (придумать, представить себе или изобрести) другие.
Дальше, если нам повезло, то это ви́дение (придумывание, представление, изобретение) покажется другим людям, через результаты нашего труда, чем-то потрясающим, необыкновенным и… гениальным.
Так возникают все эти Лилипутии с Гулливерами, Средиземье с хоббитами и орками, Алиса, окружённая улыбками Чеширских Котов. И не удивительно, что эти выдуманные «миры», несмотря на всю их абсурдность и нелепость, кажутся их создателям даже более реальными, нежели настоящие.
Глава вторая
Три базовых типа
Полицейские вознамерились установить мою личность; я не возражал, мне и самому это было интересно.
Начну главу о «типах» мышления с парадоксального утверждения: я абсолютно не доверяю каким-либо типологиям. Каждый из нас уникален, а поэтому они просто не работают.
Впрочем, эта уникальность – не какая-то волшебная «особенность», а лишь индивидуальное сочетание различных (универсальных для всех нас) механизмов и настроек психики.
Когда вы садитесь играть в шашки, перед вами только фигурки двух цветов и поле восемь на восемь. Разнообразие, согласитесь, сомнительное. Но начните играть, и ни одна игра не будет такой же, как другая.
В общем, мы – уникальный результат тривиальной комбинаторики.
Поэтому, если вам, вдруг, покажется сейчас, что речь идёт о каких-то конкретных «типах людей» – не обольщайтесь. Да, это действительно типы, но типы психических механизмов, обеспечивающих работу нашего мышления.
В первой главе я попытался дать общие очертания того, каким образом наш мозг создаёт три базовых «психических радикала» – «шизоидный», «истероидный» и «невротический» (именно они и определяют способы сборки тех интеллектуальных объектов, которые составляют нашу карту реальности).
Мы выяснили, что само наличие этих «радикалов» связано с особенностями проявления нашего инстинкта самосохранения, который сам, в свою очередь, представляет собой трёхглавого змия – самосохранение индивида, группы и вида.
Чем оригинальней каждая из голов этого змия наших инстинктов, тем более нестандартным получается и результат: индивидуальный мир человека, порождаемый его мозгом, и, как следствие, поведение, которое данный человек демонстрирует.
Если же все три головы – ого-го какие оригинальные, то и вовсе – туши свет! Оригинальности будет полные штаны. Впрочем, эта нестандартность, необычность может вылиться и в обычную фриковатость (как правило, тем дело и заканчивается), но может стать и хорошей психофизиологической основой для чего-то и в самом деле «гениального».
Многое, таким образом, зависит от того, как мы пользуемся этими своими «оригинальностями», и моя задача сейчас прояснить их специфику.
К сожалению, любимая мною психиатрия в этом нам помочь уже не сможет. Исследуя человека как набор частных проявлений, то есть реализуя феноменологический подход, психиатры уподобились слепым мудрецам из притчи о слоне: их данные достоверны, но противоречивы.
Поэтому мы пойдём другим путём: мы попытаемся определить саму механику этой сборки интеллектуальных объектов наших карт реальности.
Как я уже рассказывал в книге «Чертоги разума»: всё, с чем мы имеем дело, – это интеллектуальные объекты.
На нейрофизиологическом уровне интеллектуальные объекты – это просто нервные клетки, объединённые в некие функциональные единства.
Но для нас с вами это уже «что-то»: визуальные образы, конкретные звуки, тактильные ощущения, двигательные автоматизмы, эмоциональные переживания, слова и значения этих слов, наши знания о чём-либо и т. д. То есть любой продукт психики – это, по сути, интеллектуальный объект.
Когда мы говорим о мышлении, речь идёт о нашей с вами способности создавать карты реальности. Мы строим эти карты из интеллектуальных объектов с целью, так сказать, ориентации «на местности» (нам нужно понять, что происходит, и как нам, в связи с этим, следует действовать, чтобы получить желаемый, необходимый нам результат).
Вот здесь, собственно, и возникает своего рода точка бифуркации – наш мир как бы распадается надвое: на мир физический (в нашей же голове) и на мир наших представлений (в ней же).