Троицкие сидельцы

Едва усмирил мятежных мужиков да казаков Болотникова, как тушинцы обосновались в пятнадцати верстах от Кремля. Бояре неизвестно о чем думают, какую сторону примут. Польские магнаты открыто вмешиваются в русские дела, многие из них со своими вооруженными отрядами служат новому самозванцу. В Москве голодно, недовольны многие бояре, боятся, что придется отдавать прежним владельцам холопов и крестьян, которых они переманили в голодные годы. Недовольны и дворяне — некому работать в их поместьях, — холопы и крестьяне разбегаются, всю вину дворяне готовы свалить на царя: мол, боярам потакает. А стрельцы, а посадские люди, а холопы да крестьяне, того и гляди, снова за топор возьмутся.

Василий Иванович наклонился к своему брату Ивану, который, стоя около царя, что-то шепнул ему на ухо, едва разжав узкие бескровные губы.

— Князь Долгорукий-Роща и воевода Голохвастов, — проговорил усталым голосом царь.

Названные им, четко стуча каблуками сапог, быстро приблизились к престолу и склонились в низком земном поклоне.

— Встаньте, воины мои, — сказал Шуйский.

Князь Долгорукий, маленький, с выпуклыми глазами, был тот самый человек, который едва не погиб от руки разбойника. Бледное лицо его отливало желтизной, видимо, от бессонной ночи. На нем был одет дорогой воинский доспех из блестящих железных пластин. На поясе висела сабля в ножнах, усыпанных драгоценными камнями. В левой руке он держал великолепной работы шлем.

В отличие от болезненного окольничьего князя воевода Голохвастов был крепким мужчиной. Неповоротливый, медлительный, он и к трону подошел, немного отстав от быстрого князя, и поклонился, сгибая мощный стан, медленно, и встал позже. Но браным нарядом воевода не мог соперничать с князем — сабля, шлем были без украшений и изготовлены, без сомнения, русскими мастерами. Синий кафтан мало чем отличался от обыкновенного стрелецкого, черные сапоги также были самые простые, удобные.

— Ведомо нам, великому государю царю и великому князю, заговорил Шуйский, — что проклятые иноземцы и русские изменники, впавшие в ересь, вознамерились голодною осадою осилить престольный град Москву и для той подлой цели, а также, чтобы осквернить православную веру, замыслили послать войско под святой Троицкий монастырь, дабы занять его, ограбить монастырскую казну, осквернить божьи храмы и алтари, не дать проходу из Москвы на север и с севера на Москву…

Превозмогая вялость, Шуйский возвысил голос; собравшиеся в палате сановники почувствовали в скорбных словах его холодное веяние близкой грозы, которая разметет их вместе с ничтожными, мелочными раздорами из-за крепостных крестьян, холопов, вотчин.

— Вам, воины мои, вручаю заботы о сей славной крепости, ибо монахи одни беззащитны. Пяти сот стрельцов будет довольно на первое время, а вскорости еще пришлем. Однако надежду питаю, что не станут тушинцы воевать монастырь…

Шуйский утомленно вытер повлажневшие губы.

— …Но уж коли дело дойдет до брани, то вы, воеводы, стойте насмерть. А стрельцов и пищали, порох и пули, весь нужный скарб и довольствие вам дадут в Стрелецком приказе.

Царь торжественно протянул засверкавший золотом и яхонтовыми брызгами черный крест, и воеводы поочередно приложились к нему.

— А теперь ступайте.

Воеводы попятились к выходу.

Царь начал укорять бояр, многие из которых перелетами кочевали между Тушином и Кремлем, добиваясь милостей и от ложного царика и от него, законного государя, посетовал на мятежное дворянство.

— Гляжу вокруг себя, бояре, и не вижу, где могу найти твердую опору, бескорыстную поддержку? Верных мне мало осталось. Где князь Трубецкой? Где Бутурлин, князья Сицкие? Кому вложить с надеждой в руки оружие, назовите, кому?

Пожарский выступил вперед, громко воскликнул:

— Кому, государь великий? Есть кому — народу русскому! Лишь скажи — и тысячи грудью встанут на защиту священной отчизны и спасут от гибели землю предков!

Шуйский усмехнулся. Сдержанно засмеялись и бояре.

— Наро-о-д? Это кто же такие? Мужик пашенный, а? Али холоп кабальный, а не то, может, посадские, чумазые да прокопченные?

Князь покраснел.

— Не смейся, государь, над народом, которым правишь, не гнушайся простыми! Вспомни, Александр Невский с новгородским ополчением победил немецких псов-рыцарей, Дмитрий Донской набрал стотысячную рать от сохи деревянной и горна угольного, разгромил ордынского хана Мамая и тем возвеличил себя. Последуй примеру славных предков, собери ополчение!

Бояре негодующе зашумели.

— Ишь чего захотел стольник! — гудел князь Мстиславский. — Не бывать тому, чтобы безродных вооружили и в ополчение записали. Неужели забыл ты Хлопка, Ивашку Болотникова, Илейку — самозваного царевича Петра, другого самозванца — Ивана-Августа астраханского? Подлому люду дай рогатину в руки, так они тебе живот прогорят.

— Не согласны мы, — заговорили дружно бояре, — не хотим!

— На стрельцов надежды мало, а и подлые — не подмога!

— Пусть пашут себе землю да занимаются ремеслом, а в государские дела не лезут!