Троллейбус без номеров

– Знаю, – тихо сказала Саша. Она опустилась рядом на асфальт – он был теплый, нагретый солнцем – и аккуратно взяла Влада за руку. – Знаю, поверь. Еще год назад я бы с радостью уехала на этом троллейбусе, но не теперь. Все, что мне нужно было – это мой лучший друг. Мой брат.

Влад намеренно не смотрел на Сашу, и она поняла, что случилось: ему страшно. Конечно, как тут не бояться? Когда привык, что в этом мире ты король и тебе подвластно все, а тут появляется какая-то ражая девчонка, и рушит все твои планы. Хочет забрать тебя обратно, туда, где ты беспомощнее котенка.

– Ты знаешь, а ведь ты права, – тихо и испуганно начал Владлен. – Я искал друга всю свою жизнь. Друга, который бы понимал меня с полуслова. Который никогда бы не осудил, с которым можно было бы болтать ночами напролет. У меня было множество приятелей, и в вузе, и во время выставок, но ни один из них меня не понимал по-настоящему. Они смеялись у меня за спиной, надо мной и моими картинами, а потом спрашивали, какие наркотики я принимаю, чтобы так рисовать. Хочешь верь, хочешь – нет, а я никогда не принимал наркотиков. Только лекарства.

– Верю. Верю, брат. Я тебе верю. И я хочу, чтобы ты вернулся. Вернулся домой, в наш, реальный мир. Ведь если я стала твоим другом, что тебе еще здесь нужно?

– Мне страшно, понимаешь?.. Я не знаю, чем я буду заниматься, что буду делать – я настолько привык к тому, что можно летать, доставать какие-нибудь необычные штуки, привык к здешним законам. Я просто не выживу в реальном мире.

– Я тебе помогу. И мы встретимся в том мире – вместе. И пройдем все неурядицы и житейские трудности, бок о бок. В конце концов, я же твоя сестра.

– Ты права, – тихо сказал Владлен. – Я подумаю над этим, честно. Правда подумаю.

– Хорошо, – сказала Саша… и проснулась.

В доме Альберта Андреевича было тихо и спокойно: играло радио на втором этаже, что-то шипело на сковороде у Веры Павловны. Изредка что-то кричала Аля – а потом замолкала. Саше страшно не хотелось выныривать из того моря спокойствия, в которое она угодила, но пришлось. Часы показывали аж три часа дня – и скоро ей надо было быть дома, иначе мама начнет волноваться.

– Заходи еще, Сашенька, – улыбнулся Альберт Андреевич. – Мы с Верой Павловной и с Алей всегда будем рады тебя видеть, во сне и наяву.

– Обязательно, Альберт Андреевич.

Снова долгая дорога в электричке, короткое прощание с Эриком – ведь ему надо ехать на следующий концерт – и бегом домой, чтобы мама ни о чем не догадалась. Скучные учебные будни – в мае всегда трудно учиться, особенно когда все долги закрыты и учителя учат скорее по старой привычке, чем по долгу.

Что-то жгло Сашу изнутри, не давая ей сосредоточиться ни на чем, даже на рисовании. Какое-то странное чувство, ничуть не схожее с тем, что она ощущалатогда, рядом с троллейбусом. Предчувствие перемен.

И оно не подвело Сашу.

Проснувшись утром первого июня – по привычке рано – она отправилась завтракать на кухню, все еще не до конца понимая, что учеба окончена. Теперь только надо сдать экзамены в новую школу, и все, здравствуй, восьмой класс без унижений и страданий. Солнце, уже по-летнему теплое, светило ей в лицо, с улицы остро пахло яблоневым цветом, и Саша открыла окно на полную. И сделала погромче радио: играла «Марта».

– Сейчас восемь часов утра, и с вами радио «Крот», дамы и господа! Наступает лето, целых девяносто два дня сладкого, непередаваемого чувства свободы, и ваше дело, как вы их потратите. Столько музыкальных фестивалей впереди – даже не знаем, удастся ли выбраться на этот раз. А какие у нас нынче новости в этот прекрасный денек? С вами наш корреспондент Василий Уткин. Василий, здравствуйте!

Радио тем временем все изливалось и изливалось новостями, и Саша уже подняла руку, чтобы сделать его потише.

– … таким образом, референдум о поддержке этого кандидата пройдет сегодня вечером. Что еще нового, Василий?

– Не скажу, что это важная новость, но она пришла в наш штаб буквально пять минут назад. Владлен Комиссаров, известный художник и первооткрыватель метамодерна, был признан абсолютно вменяемым и покинул психиатрическую больницу. Как вы думаете, ляжет ли он туда обратно?

– Я думаю, что да. Эти художники настолько эмоционально нестабильны, что…