Троллейбус без номеров

Эрик слез со сиденья и выпрямился, оказавшись выше, наверное, даже Аниного папы – а Анин папа был одним из самых высоких людей, которых Саша только видела – и мамы тоже, и, конечно же, куда выше самой Сашки. Она была ему где-то по пояс. Высокий и очень худой, он напоминал Саше Безлицего человека, страшилками о котором Аня пугала ее год назад. Очень бледный, с длинными, до плеч, кудрявыми каштановыми волосами, в какой-то странной полосатой футболке явно с чужого плеча, он казался каким-то ужасно домашним и потерянным.

Подойдя к Саше, Эрик молча взял ее за руку. Ладони у него были мокрые и абсолютно ледяные.

– Я вам не помешаю? Мне просто так куда спокойнее.

Солнце все так же не сдвинулось с мертвой точки – как казалось Саше, оно никогда и не сдвинется – ужасное оранжевое солнце, как на детском рисунке – и палило в затылок. Под ногами шелестела кислотно-зеленая трава, прямо как бумага, как сотни бумажных обрезков, но они упрямо продолжали свой путь.

Ведь если сидеть в парке, то останешься в нем на всю жизнь. Вырастешь, станешь высоким и взрослым, в паху и на подмышках отрастут волосы, вырастет грудь, рыжая шевелюра сваляется в колтуны, голос будет не писклявый, а какое-нибудь меццо-сопрано, а потом состаришься и умрешь – но так и не проснешься.

Пейзаж настолько однообразный, что описывать его бессмысленно: так, зеленая трава, обломки чего-то ржавого – наверняка следы парка, который пытается разрастись, поглотить тут все, прямо как раковая опухоль – да красное небо. Ни тропинки, ни дороги, только огромная, в рост человеческий, кислотно-зеленая трава.

Разговаривать не хотелось – да и о чем бы они разговаривали? В другое время Саша бы спросила, каково это, – жить в другой стране. Ведь у иностранцев, наверное, все иначе? О чем думают? Какое у них мировоззрение? Но солнце немилосердно жгло затылок, трава хлестала по ногам, а по лицу тек пот солеными каплями.

* * *

– Река, – Эрик изрек очевидную вещь. – Дальше не пройти.

И правда. Река. Саша однажды была на Волге, когда поехала к бабушке на поезде. Она тогда была совсем маленькой и вечно сетовала на то, что никогда не сможет переплыть Волгу.

– Если потрудишься, то переплывешь, – улыбнулась ей тогда бабушка и потрепала по голове. И четырехлетняя Саша тогда сжала кулаки и твердо решила заняться плаванием, чтобы спустя много лет, сильной, смелой пловчихой взять и переплыть эту самую Волгу.

Правда, на плавание ее так и не отдали – мама запретила, по здоровью. А эта река куда больше Волги, и даже моря – несется куда-то вперед, а течение такое быстрое, что брошенная в воду палка уже через мгновение была от Саши в пяти метрах. Вброд ее точно не перейдешь.

– Что ж, – пробормотала Саша, – Видимо, придется поворачивать назад.

– Прошу вас, Саша, давайте не будем поворачивать, – Эрик заплакал. – Я не хочу, не хочу опять возвращаться в этот парк, не хочу проходить через это все снова, пожалуйста, не надо…

– Но если другого пути нет, то что нам тогда делать? Вы умеете строить лодки? Я – нет.

Они так бы и препирались, если б не услышали странное хоровое пение. Так пели ребята у костра в лагере, когда Саша поехала в первый и последний раз в позапрошлом году. Ее там, конечно же, затравили, такую, как она, будут травить везде и всегда, но когда главарь их отряда, Миша, доставал гитару и пел, она готова была простить им все обиды.

– Да, – пел незнакомый бас, – и если завтра будет круче, чем вчера…

Лодка – не пластиковая байдарка, не надувное нечто, которыми пользуются разве что неопытные новички, которые ни разу не ночевали в походе, нет, самая настоящая, суровая, деревянная, огромная лодка – плыла по реке, а в лодке, работая веслами, сидели самые странные люди, которых Саша только видела в своей жизни.

Во-первых, вся компания был в зипунах, несмотря на то, что солнце светило так ярко, что резало глаза. Во-вторых, эти люди носили такие густые бороды, что лиц было невозможно рассмотреть. В-третьих, они все пели песни ужасно немелодичными, но до странности красивыми голосами.

– Хэй! – один из туристов, в очках-полумесяцах и седой, резко затабанил, да так, что лодка едва не просела. – Смотри-ка, пассажиры!

– Пассажиры, – забурчал молодой парень на корме. Усов и бороды у него не было. Только модная стрижка да очки в роговой оправе. Да портрет какого-то политика на футболке. – Делать нам нечего, кроме как еще пассажиров набирать. Самим не протолкнуться.

– Леша, тихо, – буркнул турист в очках-полумесяцах. – Может, им помощь требуется. Давайте, табань!

Лодка остановилась, обрызгав Сашу и Эрика ярко-зелеными брызгами. На месте брызг на одежде остались ярко-фиолетовые пятна.

– Ну, рассказывайте, кто такие, куда путь держите, – турист в очках-полумесяцах подмигнул.