Трон и любовь. На закате любви

Молодой царь, видимо, был сильно разгневан. Но его гнев был главным образом вызван тем, что появление этого юноши прервало его беседу с Анной Монс. Почему-то Петр Алексеевич сразу же почувствовал себя совсем хорошо с этой девушкой, и хотя они не сказали ни одного сколько-нибудь значащего слова, но Петру казалось, что они уже давным-давно знакомы и вот-вот их беседа должна была принять дружеский, душевный характер.

– Ну, так что же? – опять спросил он. – Что ты молчишь?

Юноша опустился на одно колено и, поникнув по-прежнему головой, произнес дрожащим голосом:

– Твоего боярина Каренина сын я, Павлом звать меня.

– Каренина? – нахмурил лоб Петр. – Что же я не слыхал такого? Верно, к сестрице моей Софьюшке забегает, а то бы уж я слышал. Ну, так чего же тебе надобно, с чем явился?

– Позволь, великий государь, говорить с тобой, – поднял голову Павел, – негоже, чтобы чужие уши слышали, что я говорить тебе буду. Прикажи им уйти, – указал он в сторону девушек, с любопытством смотревших на них.

XII. Ночной переполох

Петр тоже взглянул на них, и они поняли этот взгляд, как безмолвное приказание.

– И в самом деле, Лена, выйдем, – произнесла Анна Монс, – видно, желает добрый молодец что-либо тайное своему царю рассказать. Прощайте, государь, – почтительно, но с достоинством поклонилась она молодому царю. – Будете еще в нашей слободе, не забудьте и нас своей милостью.

Она пошла к дверям.

Петр быстро перегнал ее, открыл перед ней дверь и, когда девушки проходили мимо него, проводил их низким поклоном.

Он был недоволен настойчивостью юноши, но вместе с тем ясно понимал, что тому надо сказать ему что-то особенное.

– Ну, говори, – опустился он на табурет около скелета, – что у тебя там такое? Какие еще тайны? Да встань! Не люблю я этих ваших преклонений.

Павел быстро поднялся и, подступив к Петру, торопливо заговорил:

– Не с добрыми вестями пришел я к тебе, великий государь!.. Задумали по твою жизнь людишки скверные, и, прознав, что ты сюда, в Кукуй-слободу, наезжаешь, решили промыслить.

Петр вздрогнул, и его лицо потемнело еще более.

– Кто же такие? – выкрикнул он. – Стрельцы, небось?

– Они, государь. Ведь ведомо тебе, что всякое зло на Руси теперь от них идет. Поставили они засаду, чтобы захватить тебя, как только ты выйдешь за Кукуй-слободу на проезжую дорогу. Поберегись, государь! Умоляю тебя, поверь моим словам, не езди сегодня отсюда…

– Ну, этому не бывать! – весь так и вспыхнул молодым, юношеским задором Петр. – Чтобы я, царь московский, да злодеев испугался? Или забыл ты, что своего помазанника и Бог хранит.

– Так, государь, но ты будешь один, а их много.

– Пусть. Но ты-то, ты-то откуда знаешь это?

Павел заметно смутился, а затем взволнованно ответил:

– Делай что хочешь, государь!.. Казни или милуй – твое царское дело, но скрывать от тебя не буду. Есть у меня брат старший, Михаилом зовут; так вот он-то на тебя и наводит.

– Твой старший брат? – с удивлением посмотрел на Павла молодой царь. – Так что же я ему сделал такого? За что он на меня таким злом пышет? Ведь я ни вас, ни вашего отца никогда и в глаза не видал и даже никогда и не слыхивал о вас… Или и твой брат руку моей сестры Софьюшки держит? Ну, говори же правду до конца, ежели начал.

Царь видел, что смущение Павла так и разрасталось; лицо юноши было красно, он стоял перед Петром, потупив взор.

– Будь по-твоему, государь великий, – наконец сказал Каренин, – скажу тебе все, не потаив, а ты потом не гневайся. Частенько мы тут, на Кукуй-слободе, с братом бываем. Женщина тут живет одна, немчинка, а была она долгое время нам обоим вместо матери. Привыкли мы к ней, как к родной, и вот, как батюшка на Москве поселился, мы первым своим делом решили разыскать ее; с тем мы и стали бывать здесь, в Немецкой слободе. Да часто мы бывали, и приглянись брату, на его беду, здешняя девица одна. Просто сохнуть по ней он стал, а тут вдруг показалось ему, что ты, государь, на эту девушку взглянул ласково… Вот и лишился разума мой большак.

– Кто эта девица? – в упор, сверкающим взором посмотрел Петр на своего молодого собеседника. В нем так и закипело ревнивое чувство. Ему показалось, что сейчас он услышит имя Анны, и гнев так и заклокотал в нем. Этот неведомый ему доселе боярчонок вдруг стал ненавистен ему, как совершенно неожиданный соперник в сердечном деле. Тут сказался необузданный нрав молодого царя. Он даже не подумал, что у него нет никаких прав на Анну, и одна только мысль о том, что кто-то другой осмелился думать о ней, приводила его в ярость. – Говори же, проклятый, – надвинулся он на Павла, – говори, что же эта девица ответила твоему брату?

– В том-то и дело, государь, – произнес молодой Каренин, – что и она полюбила его, а тут, говорю, ты появился между ними…

– Полюбила… а-а!.. – неистово вскрикнул Петр, хватая молодого Каренина за плечи. – Говори же, говори, кто она такая? Имя ее!..

– Здешняя, пасторова, фрейлейн Лена, – не пытаясь даже отбиваться, пролепетал перепуганный юноша. – Помилуй, государь! Ведь в своем сердце никто не волен.

Но Петр уже и сам отпустил его.