Трон и любовь. На закате любви

– Теперь смотрите, что творится вокруг нас. Царевна Софья и князь Василий Голицын не склонны сходить с пути своих предков. Они не допустят ломки, потому что не желают ее. Они достаточно разумны, чтобы понять, что русские никогда не станут европейцами, что от России останется только одно географическое название, если она сойдет со своего прежнего пути. Но против них выступает царь Петр. Он молод, но его сердце полно ненависти ко всему прежнему. Как и вся молодежь, он жаждет новизны. Прежние формы давят его, его детство несчастно, юность не красна. Ошибка правительницы в том, что она слишком в тисках держала своего меньшего брата. Слишком много крови и трупов он видел в свою недолгую жизнь. В его глазах, в его воззрении с политикой его предков олицетворялось одно дикое, кровавое неистовство. И молодой царь способен сломить отцовскую старину, если ему помогут в этом. Само собой понятно, все те, кто будет с ним в этом предприятии, станут первыми для него людьми. Отчего же не стать ими нам? Зачем упускать то, что само дается нам в руки? Молодой царь Петр запросто бывает у нас в слободе, многие из нас имеют честь быть его друзьями, некоторые же – учителями… Окружим же молодого царя своею ласкою, своею заботою, в опасную минуту встанем с оружием на его сторону; когда же он начнет переменять путь развития своего народа, поможем ему в этом, всеми силами поможем… Наградой от него мы забыты не будем. Но этого мало: мы сохраним почетные места, а стало быть, и господство над Россией для тех, кто будет следовать за нами. Россия – страна азиатская, страна рабов; неужели же европейцам не быть в ней господами? – Гордон в изнеможении откинулся на спинку кресла и слабым голосом проговорил: – Вот, господа, что я был намерен сказать вам. Решайте теперь сами, чью сторону мы должны принять в предстоящих великих событиях. С минуту все молчали.

– Царя Петра, Петра! – пылко воскликнул Франц Лефорт, вскакивая со своего места. – Долой правительницу, к черту в ад женщину!..

Он не успел еще докончить, как кругом все задвигались, зашумели, заговорили.

– Петра, царя Петра! Долой правительницу! – только и слышалось в течение нескольких мгновений.

Гордон сделал рукой повелительный жест и, когда шум и крики смолкли, спросил:

– Это, господа, ваше решение?

– Единогласное! – последовал общий ответ.

– Смотрите же, я не насиловал вашей совести, ваших убеждений, вы были вполне свободны в своем решении.

– Да, да… Вполне!

– Кому вы поручаете вести все это дело? Помните, что вы должны будете беспрекословно повиноваться своему избраннику.

– Вам, вам, Гордон! Вы опытны в ратном деле, – раздались опять крики, – вы знаете всех бояр, вас знают в московских войсках, вы лучше всех осведомлены, что делается во дворцах… Гордон, Гордон…

– Благодарю вас за доверие и принимаю ваше поручение, господа, – поклонился Гордон собравшимся. – Можете верить, что я приложу все силы, чтобы выполнить ваш план во всем его объеме, но вы все должны помогать мне. Главное, молодой царь… Пусть он станет своим между нами… Принесите общему святому делу тяжелые жертвы, отрешитесь, если будет нужно, от самолюбия. Узы дружбы и благодарности спаяйте пламенем любви, и тогда наша победа будет несомненна.

– Не бойтесь за нас, Гордон, – подошел к нему Лефорт, – вы указали нам путь, и мы не сойдем с него.

– Верю, – пожал протянутую им руку старый шотландец, – верю всем! Господа, великий долг должен быть исполнен до конца, – говоря так, он отер слезы, навернувшиеся на его глаза, и докончил: – Этого ждет от вас Европа. Со всех сторон к нему протянулись для прощального пожатия руки. Участники собрания быстро расходились; последним подошел к Гордону пастор.

– Я понял вас, – проговорил он, и его глаза так и загорелись, – вы выступаете на свершение великого подвига, и на этом пути я до своего конца пойду вместе с вами.

– И мы победим! – воскликнул Гордон.

– И ради этого подвига, – не слушая его, продолжал пастор, – я принесу величайшую в моем положении жертву: я совершу грех, который лишит мою душу вечного спасения…

– О чем вы говорите, преподобный отец? – встревожился Гордон, подумавший, что этот фанатически настроенный старик таит мысль о каком-нибудь политическом убийстве. – Скажите подробнее… Прошу вас…

– Да, скажу! Вы говорили о пламени любви, которое должно спаять узы дружбы и благодарности?

– Говорил, что же?

– Я понял, о каком пламени любви вы сказали… Греховное пламя! Молодой царь часто бывает у меня, я просвещаю его ум разными науками, которыми умудрил меня Небесный Отец…

– Да, знаю… вы легко можете повлиять на царя….

– Он заходит ко мне, а у меня живет сиротка Елена Фадемрехт…

И, не сказав Гордону более ни одного слова, пастор, что-то бормоча, пошел к выходу в сени.

– Да, – усмехнулся вслед ему шотландец, – фрейлейн Лена очень недурна. Из этого, значит, может быть толк… Посмотрим!..

VII. В пасторском доме