Трон императора

Фаргал прошептал тайное имя и послал вдогонку ушедшим словам мысленный зов.

И Она пришла.

Возникла из воздуха прямо над ним. Будто высеченные из розового мрамора ступни плавали на высоте локтя над коленями лежащего царя.

Сказать, что Таймат – красива, значило оскорбить ее. Она была Богиней! От одного взгляда на ее тень у людей перехватывало дыхание. Один взгляд на нее саму – и никакая женщина больше не покажется желанной.

Богиня!

Она взирала на царя сверху – и все посторонние чувства его растворились, как мед – в горячем вине.

Царь-воин, никогда не знавший близости с земной женщиной, никогда не желавший ни одной земной женщины, знал, почему он – таков. Если смертный удостоен внимания Богини, у него не будет наследников. Разве что сама Богиня пожелает этого. Но Фаргал не мечтал о подобном. Ему довольно было, что Таймат – перед ним.

– Здравствуй!

Глас Ее был под стать облику. Фаргал нежился в звуке, не понимая смысла сказанного. Минута понадобилась ему, чтобы понять: Богиня приветствует его!

– Здравствуй и Ты, Госпожа! – проговорил он, и собственная речь показалась омерзительной, как хрюканье вепря.

– Ты долго ждал Меня, Фаргал? Не слишком долго ждал?

– Целую вечность…– пробормотал Фаргал, передернувшись от кощунственного звука собственного голоса.

Бесконечно долго освещенный нежностью лик Богини склонялся к Ее любимцу. Потом чудесные уста открылись – и песнь Таймат наполнила все вокруг:

– Тебе грозит опасность, царь!
Но не твоя вина!
Твоя Карнагрия, мой царь,
Великая страна!

И древностью своих корней,
Проросших сквозь века,
Твоя Карнагрия, о царь,
Темна и глубока!

И кровью трон ее залит,
Ты знаешь сам, о царь,
Как белизну дворцовых плит
Чернит пожарищ гарь!

Не медли, царь, седлай коня,
Сзывай свои полки!
И для нее, и для Меня —
Вся мощь твоей руки!

И для нее, и для меня
Сзывай полки, о царь!
Твой враг главу свою поднял!
Не медли, царь!
Ударь! 

– Я сделаю… Все, что Ты скажешь…– прохрипел Фаргал, чьи глаза не отрывались от ослепительного лица Богини, а тело корчилось от невыносимой тоски.

О! Теперь он знал, почему держит его камень!

– Я сделаю… Только скажи…

– Ты все узнаешь, царь. В свой срок.
Когда придет пора,
В полночный час, когда глубок
Сон смертных, ты с одра
Восстанешь, царь! Тогда скачи
Туда, где вязов кров,
К Венчальной Роще. Там, в ночи,
Найдет тебя Мой зов.
И там узнаешь ты, о царь,
Что суждено узнать!
И будет верен твой удар
Победоносна рать! 

– Но…– в смятении воскликнул Фаргал.– Ты… Я не смогу… жить!

Рука Богини простерлась над ним:

– Чиста забвения вода.
Тонка златая нить.
Луч солнца ранит грани льда,
Но смертный должен жить

В страданьи, чтоб острей впитать
Миг счастья, Мой Фаргал!
Живи, не уставая ждать,
Живи, чтоб час настал!

Будь тверд: когда придет твой Рок,
Рази, Моя стрела!
Рази так верно, как клинок,
Что Я тебе дала!

А Я пожар в твоей груди
Смирю (в который раз!).
Проснись, любимый, и иди.
И побеждай!
Для нас! 

Дождь пролился из сияющей руки на распростертое тело царя – и угли, в которые превратилось его сердце, остыли. А потом сияние померкло, стены огромного зала канули в небытие, и… царь проснулся в собственной опочивальне, с сердцем, колотящим в грудную клетку с неистовостью молотобойца. Фаргал смутно помнил свой Сон. Так всегда бывало, если Она приходила к царю не во плоти, а в своем истинном облике. Как этой ночью.

Фаргал глубоко вдохнул… Да, нынче Возлюбленная не делила с ним ложа. Но царь не мог бы сказать, чего он жаждет больше: созерцать подлинный облик Богини или осязать Ее во плоти. Но если мгновения телесной близости Фаргал всегда помнил отчетливо, то истинный лик Богини таял и преломлялся в его сознании, словно утренний туман над Великоном.

Но то, что было сказано о Венчальной Роще, Фаргал помнил очень хорошо. И знал, что ночь, когда ему надлежит прийти в Венчальную Рощу, чтобы услышать из уст одной из пророчиц повеление богини, еще не наступила. К тому же было уже далеко за полночь.