Трон императора: История Четвертого крестового похода

Через несколько дней, в середине августа, Алексей уехал с Бонифацием в сопровождении кавалерии и пехоты. Отто Франкфуртский, восходящая звезда на воинском небосклоне, имел честь присоединиться к охране Бонифация. Без него в нашем шатре, да и в целом отсеке лагеря, превратившегося теперь в долгосрочную резиденцию на холме Галатской башни, сразу стало как-то тише, спокойнее и скучнее.

Я искал Лилиану и узнал, что она сопровождает Бонифация. Для путешествия ей выделили личный паланкин под покрывалом, набитый шелками, мехами и драгоценностями. Отто будет точно знать, где она находится, но не сумеет даже приблизиться к ней. Я понимал, каково ему, ведь я сам ежедневно подолгу смотрел на временное пристанище Джамили на другом берегу бухты.

Грегор, исполнительный германец, с покорной решимостью подстроился под новую роль, желая превзойти самого себя. Он незамедлительно отправился к императору Исааку с просьбой вернуть реликвию, лоскут одеяния Святой Девы, в церковь, откуда она была взята. Исаак, ко всеобщему изумлению, согласился выполнить просьбу, и уже на следующий день над городом зазвучали греческие песни, восхвалявшие праведника Грегора Майнцского. Вдохновленный успехом, Грегор тогда обратился к графу Балдуину с прошением устроить в лагере пир и пригласить на него влиятельных людей византийского общества. Я посчитал такую просьбу очаровательно наивной, тем более что она ни к чему не привела. Как сказал Балдуин, у армии нет денег для лишних припасов, не то что для пира, — по этой причине мы здесь и застряли. И если Грегор хочет завоевать расположение жителей города, то ему придется найти другой способ.

К сожалению, Грегор нашел его. Или, вернее, способ нашел Грегора, а заодно и меня.

47

Стояла засуха, но знающие люди предупреждали, что зимы здесь сырые. Поэтому все бароны, оставшиеся в лагере, а также рыцари, которые могли себе это позволить, строили простые конструкции из свежесрубленного леса, оптимистично названные хижинами, чтобы использовать их вместо палаток и шатров. К строительству привлекли абсолютно всех обитателей лагеря — даже меня (Грегор заставил). Пришлось вспомнить, чему когда-то учил меня Вульфстан: как вязать веревки и использовать блоки, как балансировать на шатких помостах, держа в руке тяжелый инструмент. Я сам удивился, что от меня была какая-то польза, когда мы возводили нашу крышу и крыши нескольких наших соседей, но радости это мне никакой не принесло. Сейчас, оглядываясь на тот период, я сожалею, что Грегор не вышвырнул меня под зад коленкой. Не знаю, как он терпел мое общество.

Через несколько дней после того, как основная часть армии покинула лагерь вместе с Бонифацием и Алексеем, мы проснулись от истошных воплей и запаха дыма. Кричали женщины и дети, причем на итальянском диалекте. Старик Ричард к тому времени уже оделся и ушел на разведку. Вернулся он с неприятным известием: накануне вечером в городе поднялся антилатинский бунт, несколько сотен бывших генуэзцев увидели свои дома, объятые дымом, и бросились вместе с семьями сюда, в лагерь крестоносцев, опасаясь за свою безопасность.

Пожар был в два раза меньше того, что уничтожил иудейское поселение в Пере, и в десять раз меньше того, что поглотил дома знати возле Влахерны. Но его последствия оказались во много раз серьезнее предыдущих.

А все потому, что на следующую ночь, 19 августа, какие-то бездомные беженцы напились и в компании с несколькими неизвестными пилигримами (франки обвиняли венецианцев, а венецианцы валили все на франков) отправились на веслах обратно на ту сторону. Ослепленные жаждой мести, они подожгли единственную в Константинополе мечеть, ничем не защищенную, пристроившуюся на узком выступе суши между городской стеной и бухтой неподалеку от венецианского квартала. Наконец-то они наказали неверных!

Этот мелкий акт вандализма привел к неслыханным разрушениям.

Огонь перекинулся через стену, окружавшую мечеть, и поглотил все маленькие домишки, насытившись которыми приобрел большие амбиции. К восходу солнца уже тысяча домов превратилась в пепел, а огонь все разгорался. На рассвете, стоя возле нашей хижины, мы с Грегором наблюдали, как огромные грозные облака серого и черного дыма перемещаются с устрашающей скоростью к центру Константинополя. Латинские торговцы со всеми своими родственниками высыпали из ворот, выходящих к бухте, и принялись размахивать руками как сумасшедшие, стараясь привлечь наше внимание на другом берегу Золотого Рога.

— Джамиля где-то там, в огне. Надо вывести ее оттуда.

С этими словами я начал расталкивать локтями толпу зевак, направляясь к подножию холма.

Грегор успел схватить меня за руку и удержать. Он указал туда, где венецианцы уже отвязывали баркасы от галер.

— Пусть они похлопочут. Моряки знают, что делать. А у нас и так хватит забот, когда начнут прибывать погорельцы.