Трон императора: История Четвертого крестового похода

— Я пришла только затем, чтобы сказать Грегору…

— Ты пришла сказать Грегору, что остаешься с этим племенем, а не с тем. И вот теперь мы вдвоем. Спустя каких-то сто шестнадцать дней.

— Сто семнадцать, — поправила меня Джамиля.

Она шагнула ко мне, словно собираясь начать танец, небрежно, как будто это было для нас привычным делом. Просунув свободную руку между моим локтем и боком, она провела кончиками пальцев вдоль моего позвоночника. Я отпустил ее вторую руку, мы крепко обнялись, и она зарылась лицом в мое плечо. Не отрываясь щекой от меня, она подняла лицо ко мне, и я поцеловал ее в губы.

— На этот раз нам никто не помешает по меньшей мере несколько часов, — прошептал я.

— Не искушай судьбу подобными словами, — предостерегла она, улыбаясь.

Я подвел ее к походной кровати Грегора, нашей единственной попытке придать суровой хижине жилой вид. Теперь среди нас не было женщин, а с ними почти совсем исчез уют. Но Ричардусы повесили в этом углу занавески, чтобы хозяину было теплее спать, а сами вместе со мной устраивались на ночь на циновках в центре комнаты. Я опустил занавески, затемнив кровать и создав ощущение изолированности от всего мира, а потом мягко толкнул Джамилю на наше ложе и опустился перед ней на четвереньки, словно заботливая медведица перед раненым детенышем. Джамиля протянула ко мне руки и обняла за шею.

Я повалился на нее и целую минуту целовал ее лицо, чувствуя, как ее руки ласкают мое тело, пытаясь добраться до пояса под туникой.

— Нет, сначала я тебя раздену, — прошептал я. — Именно на этом месте нас прервали прошедшим летом, помнишь?

— Ты не очень-то торопишься, — сказала она.

— Стараюсь быть вежливым, — ответил я, притворяясь оскорбленным. — Тут нужно соблюдать определенный этикет.

— Да, сначала ты расшнуруешь мою тунику, затем стянешь…

— Нет! — Я сел на колени, посадил ее и потянулся к ее спине. — Никогда бы не позволил себе такой грубости, как просто расшнуровать твою тунику, — сказал я, начиная расшнуровывать тунику. — Сначала я должен написать в твою честь восемьдесят семь любовных стихотворений, и в каждом из них будет воспеваться пшеница, растущая в полях, восходящее солнце, твоя красота, что ценнее золота, и моя собственная доблесть, порожденная плотским желанием, хотя оно тебя не запятнает, в том я клянусь. Затем положу эти стихи на музыку «Календы мая» и стану шепотом распевать их рядом с твоим окном под покровом ночи. А потом, если они тебе понравятся, ты должна бросить мне из окна свой рукав.

— Рукав? А почему он не на мне? Или какой-нибудь другой поклонник успел освободить меня от одежды, пока ты был занят серенадами?

— Вот именно, — сказал я, продолжая расшнуровывать тунику. — Это был молодой Ричард.

— И мне понравилось?

— Но мои любовные песни тебе понравились больше.

Она состроила гримасу.

— Так и знала, что ты это скажешь.

— После того как ты подаришь мне свой рукав, я приму участие в турнире, а рукав будет привязан на конце моего копья.

— Нет! В самом деле? — Она зашлась смехом. — Галантная поэзия мучительно жестока. Просто из любопытства, — продолжила она, когда я закончил возиться со шнуровкой, — если бы ты должен был просто снять с меня одежду, чтобы овладеть мною, что бы ты сделал, после того как расшнуровал мне тунику?

Одна только фраза «снять с меня одежду, чтобы овладеть мною» настолько меня возбудила, что я мгновенно потерял всякую ловкость и не смог ее дальше раздеть, будто весь мой ум сосредоточился в одной-единственной части моего тела — и это были не пальцы.

— Мм. Это зависит от твоего желания, насколько быстро я должен увидеть тебя обнаженной.

Она рывком притянула к себе мою голову.

— Я хотела этого еще в прошлом году, — прошептала она и поцеловала меня. — И до сих пор хочу. Немедленно.

Я чуть не потерял сознание от восторга.

— Если шнуровка достаточно ослаблена… — начал я нервно, а сам провел рукой по ее спине, проверяя, насколько свободней теперь стала туника, после чего заставил Джамилю привстать. — Тогда, думаю, нужно поднять особу и посмотреть, получится ли снять с нее платье прямо через голову — ага, получилось!

Я снял с нее тунику и отшвырнул через голову, стоя на коленях на кровати. Джамиля осталась в одной длинной сорочке, и я с жадностью смотрел на нее, улыбаясь.

— Но разумеется, я бы никогда не подверг тебя такой грубости, как просто взять и сорвать с тебя тунику. Сделаем все как положено, утонченным образом. Сначала выиграю турнир, — сказал я, разглядывая, что можно, под тонкой льняной сорочкой.

Мне показалось, что груди у нее чуть больше, а талия чуть тоньше, чем они выглядели, когда она была полностью одета. Это нисколько не повлияло на мое желание, просто я умирал от любопытства самолично разглядеть все подробности. Как странно, что я так много о ней знал, хотя видел всего лишь полоску ее живота.

— После этого ты должна каким-то образом дать мне знать, что мы можем встретиться наедине и обменяться невинным поцелуем.

— А как я дам тебе знать? — спросила она, опустилась рядом со мной на кровать и, приподняв подол сорочки, начала отвязывать чулки. — Прислать тебе чулок?