Трон императора: История Четвертого крестового похода

— То, что ты описываешь, — безумие. Я не могу притвориться Блаженным из Генуи и исправить ситуацию, достигшую таких масштабов, Ионнис. Все это слишком серьезно. — Я чуть не признался, что на самом деле не могу исправить вообще ничего, но он все равно не поверил бы мне.

Ионнис выглядел так, словно я его предал.

— Ты заставил узурпатора отречься от власти, я слышал об этом от Мурзуфла! Если ты мог сделать это с одним, то сделай и с другим.

Мне вдруг показалось, будто я тону.

— Ионнис, узурпатор и без меня едва держался на троне. Ему, как расшатавшемуся зубу, требовался лишь последний рывок. На самом деле я сделал очень мало.

— Это твоя была затея с реликвиями! Я знаю, дядя бессовестно подвел тебя, но все же это ты придумал план действия. Вот и теперь придумай, что делать, — взмолился Ионнис. — Ступай в собор Святой Софии и убеди толпу разойтись по домам, и пусть захватят с собой своего императора. Иначе произойдет что-то очень плохое. — После чего обратился к Джамиле, словно это могло устранить единственное возражение с моей стороны: — А ты иди с ним, будешь переводить.

Старик раввин догадался, о чем идет речь, и заверещал в панике, выражая свой протест. При этом в каждой фразе он поминал Самуила, и Джамилю каждый раз перекашивало от этого имени.

— Парень, — сказал я, виновато морщась, — понятия не имею, как уладить это дело. Сама мысль меня пугает.

Он начал было протестовать, но я покачал головой.

— Я только тогда добиваюсь успеха, когда мне удается сбить людей с толку. Толпа, особенно та, что ты описываешь, вообще не обладает никаким здравомыслием. Мне не удастся перехитрить неразумную массу.

— А как собирается решить эту проблему великий Мурзуфл? — спросила Джамиля.

Юноша пожал плечами, как это делают все греки, но было видно, что он переживает.

— Он стал другим человеком с тех пор, как надел зеленые туфли. Мурзуфл желает добра людям, но я уже не знаю, понимает ли он людей сейчас, когда окружен одними придворными. Мне кажется, что даже у него голова закружилась. Мы с ним больше не видимся. Итак, Блаженный, ты должен что-то сделать. Кто, если не ты! — Этот невозмутимый юноша сам там присутствовал, все видел и был глубоко возмущен.

— В одиночку мне не справиться, — настаивал я на своем. — Но может быть, Грегору удастся что-то сделать.

Грегор, как всегда, был погружен в молитву перед алтарем, и я своими приставаниями ничего бы не добился, но, увидев затравленное лицо Ионниса, он, возможно, вернулся бы к действительности.

— Пойдешь со мной поговорить с ним? — спросил я.

Ионнис покачал головой.

— Если городу суждено пасть, хочу быть со своими друзьями, когда все погибнут.

— Никто не погибнет, — сказал я не очень убедительно.

— Возвращаюсь в город, — сообщил Ионнис. — Это начало конца всему.

Я помчался в лагерь, прикидывая, нельзя ли воспользоваться этим кризисом, чтобы вырвать Грегора из его болота бездеятельности. Я как раз переваливал через вершину холма, отделявшего армию от стен Перы, когда оглянулся и заметил, как через бухту переправляется императорское парусное судно. На таком расстоянии было невозможно разглядеть, кто там высокомерно стоит на палубе в окружении варягов. Но это явно был не император Алексей и даже не император Исаак.

Я вновь припустил, прибежал, запыхавшись, к хижине, рывком распахнул дверь и заорал, прежде чем глаза привыкли к темноте:

— Сюда направляется Мурзуфл!

В углу отдыхала Лилиана, чей живот уже заметно округлился, а кроме нее, в хижине никого не было.

— Мы знаем, — сказала она.

— Где Грегор? — выкрикнул я.

— Бонифаций позвал его для усиления охраны, когда на переправе заметили Мурзуфла. — Она нервно улыбнулась. — А события обещают стать интересными. — Теперь она меньше улыбалась, но больше нервничала. — Так как сейчас здесь нет Джамили, то позволь мне настоять на том, чтобы ты ни во что не вмешивался. Прошу тебя. — Она чуть ли не виновато положила ладонь себе на живот. — Пожалуйста.

— Договорились, — сказал я.