Трон императора: История Четвертого крестового похода

В тот же день, но уже позже появился второй посол и объявил, что Исаак, узнав о смерти любимого сына, тут же умер от потрясения.

В столице больше не было четырех императоров. Остался всего лишь один.

Мурзуфл.

59

— С Мурзуфлом у нас нет никакого договора, — тем же утром изрек Бонифаций.

Созвали срочный совет со всеми баронами, епископами и Дандоло. Меня волновало, разумеется, что назревает кризис, но я был просто в панике по сугубо личным причинам: охранник у ворот Перы рассказал мне, что старейшины готовы полностью перенести поселение при первых же признаках возобновления военных действий. Единственный, кто мог бы выступить против подобных деяний, был Грегор, но сам он и пальцем не пошевелил бы. Поэтому я немного смошенничал, в результате чего Бонифаций решил, будто Грегор просит разрешить ему присутствовать на совете. Когда пришел ответ, позволяющий рыцарю явиться на совещание, я убедил Грегора (который не удосужился прочитать послание, потому что был слишком занят молитвами), что это был приказ.

Итак, Грегор сидел на совете. Я по просьбе Дандоло исполнял свою обычную роль недоумка-лютниста, но, глядя на рыцаря, решил, что зря хлопотал. Он сидел с нечесаной шевелюрой, неподстриженной бородой, почти без одежды: Грегор по-прежнему, несмотря на зимние холода, одевался как пилигрим — в одну только рубаху с крестом на спине. С впалыми и черными глазницами, изможденный и осунувшийся, он казался то ли пьяным, то ли одурманенным лекарствами. По сравнению с ним Иоанн Креститель выглядел бы приятнее, даже после того, как Саломея получила свой приз. Я боялся, что Грегор прямо здесь и сейчас впадет в оцепенение, от которого уже не очнется, или в религиозный экстаз. Мне даже стало любопытно, что он выберет, хотя я разрывался между тревогой, возмущением и чувством вины.

— Договор был заключен с Алексеем, — объяснял Бонифаций. — Если он мертв, значит, никакого договора больше не существует. Теперь у нас даже нет права надеяться на получение остатка долга. А к концу месяца закончатся припасы.

— Но это уже будет март, — сказал Балдуин Фландрский. — Все равно мы собирались уезжать. Таков был уговор. — (Я немного успокоился, надеясь, что все на самом деле так просто.) — Теперь ясно, отклонение от маршрута ничего нам не дало. Давайте признаем нашу ошибку, покинем Константинополь и наконец обратим наши лица к Святой земле.

Дандоло метал молнии из глаз; его слепота позволяла делать это во всех направлениях одновременно.

— И каким образом вы предполагаете сделать это, мессир? — с язвительной вежливостью поинтересовался он.

— На кораблях, ожидающих в бухте, мессир, — ответил Балдуин, подражая его тону.

— И каким образом вы предполагаете расплатиться с нами за них, мессир? — продолжал Дандоло. — Уговор отправиться в Иерусалим в марте основывался на выплатах долга, которые Алексей не успел сделать до своей кончины, а теперь уже вряд ли сделает.

— Разве вы, венецианцы, не такие же пилигримы, мессир? — заговорил без разрешения Грегор. (Он хрипел, глядя в пустоту. Оцепенение или экстаз? Я по-прежнему терялся в догадках.) — Разве вы все не приняли крест до начала плавания?

— Какое это имеет значение? — сурово поинтересовался Дандоло, и по его тону сразу стало ясно, что Грегору следует немедленно прекратить расспросы.

— Если вы приняли крест, то связаны словом чести и должны довести дело до конца, мессир. Весь ваш флот был отлучен от церкви, ваши души больше нуждаются в паломничестве, чем души обычных пилигримов. И если вы намерены пройти этот путь, то, ради всего святого, мессир, просто возьмите нас с собой.

Его слегка трясло, так что я бы все-таки диагностировал экстаз.

— Мы никуда не отправимся, пока нам не заплатят, — заявил Дандоло.

— Мессир! — огорченно произнес Грегор. Он наконец-то перестал глядеть в пустоту, но мог бы этого и не делать, все равно его гневных взглядов не видел тот, на кого они были обращены. — Другие пилигримы не ждут никакой платы за свое паломничество, так почему ее ждете вы? Вам, в конце концов, заплатили за корабли и за год службы на нас. Вы получили всю сумму, которую мы вам обещали. Долги выплачены, дело завершено. Все справедливо. Теперь мы здесь все вместе, как единое целое, вдалеке от дома, объединенные одной и той же клятвой, в одинаково тягостном затруднении. Мы должны держаться вместе и совершить то, что поклялись совершить Богу и Святому отцу, — освободить Святую землю. Там нас ждут богатые трофеи, и вы с лихвой будете вознаграждены за свою добродетель. Почему вы отказываетесь отправиться в поход, сулящий и материальные, и духовные блага? Почему вместо этого вы настойчиво требуете оставаться на месте, где вообще вряд ли что-то получите? Что это за упрямство, мессир?

— Германский невежа! — огрызнулся Дандоло.

Тут Бонифаций вскочил и яростно заорал:

— Грегор, хватит! Попроси прощения у дожа и немедленно уходи!

— Мессир, — произнес епископ Конрад, вставая и примирительно вытягивая руку, — я должен взять слово.