— Не знаю, что буду делать, — прошептал я ей на ухо, уткнувшись носом в волосы, — когда перевезу Лилиану в безопасное место.
— Что хочешь, — сказала она. — Такой благословенной свободе не многие могут порадоваться.
Пряди ее волос легко пощекотали мне лицо.
— Нет у меня никакой свободы. Когда-то дал клятву, заключил смертельный договор с собственной совестью. А сегодня в часовне мне о нем напомнили… У меня осталось одно незавершенное дело. Я даже пока к нему не приступал…
— Потому что у тебя был отличный предлог отвлечься, — возразила Джамиля. — Ты поклялся сначала совершить хороший поступок. И совершил: вернул меня моему народу…
Я напрягся, а Джамиля, подумав, что мне хочется отстраниться от нее, вцепилась в меня еще крепче.
— Ты собираешься заключить брак без любви. Прости, если не считаю это таким уж триумфом.
— Я сейчас о другом, — сказала она. — Самуил пришел за мной семь месяцев назад. И все это время ты жил, не думая о том, чтобы вернуться к мести. Так зачем же делать это сейчас? Неужели ты так ничему не научился? Неужели ты по-прежнему думаешь, что на насилие лучше всего отвечать еще большим насилием?
— Разве не так поступает ваш Бог?
Она пожала плечами.
— Я знаю рассказы о некоем Боге, который так поступает. Мне никогда не хватало высокомерия подражать ему, но, думаю, жизнь моя все равно не была бы лучше, даже если бы я решилась на это. — Она заговорила еще тише, прижавшись губами к моему виску. Слова ее звучали и печально, и соблазнительно. — У нас, слабых смертных, есть более полезные порывы, чем месть.
— Единственный порыв сильнее мести — это любовь или надежда на любовь, а ты отнимаешь ее у меня. — Чувствовалось, что она набрала в легкие воздуха, чтобы ответить, и потому пришлось слегка повысить голос: — Я славно отвлекся за эти семь месяцев, за что благодарен тебе, Джамиля. Мне стыдно, что я так долго этого не понимал. Вульфстан пришел бы в ужас, если бы узнал, сколько времени потрачено попусту. Можно было бы вернуться в Англию и давно закончить дело.
— Вообще-то, — сказала она еще более доверительно, — мне кажется, ты полностью оправдал надежды Вульфстана.
Я отвел голову назад, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Как ты можешь такое говорить? Он научил меня, как спланировать убийство и самому покончить с собой, а я продвинулся в осуществлении нашего плана не дальше, чем когда видел монаха в последний раз.
Она покачала головой.
— Я долго размышляла о твоем Вульфстане и пришла к выводу, что с его стороны это была всего лишь уловка.
Мой смех прозвучал саркастически.
— С чего ты взяла?
Она понимающе улыбнулась, и от этой улыбки у меня по спине пробежали мурашки и мне вновь отчаянно захотелось провести остаток жизни, сидя рядом с ней. Отпустив меня, Джамиля немного подвинулась, так что мне тоже пришлось разомкнуть объятия, а она принялась считать по пальцам в образовавшемся между нашими телами промежутке:
— Он научил тебя всему необходимому, чтобы выжить в Европе: языкам, музыкальным стилям, основным навыкам, таким как умение ориентироваться, распознавать растения, предсказывать погоду. Он постарался научить тебя, насколько это возможно для сухопутного человека, мастерству мореплавателя: как взбираться по веревочным лестницам, удерживать равновесие, вязать узлы и еще одному делу, которое ты так и не освоил, — плаванию, впрочем, многие матросы тоже не умеют плавать. Затем, завершив обучение, он отослал тебя в Венецию под выдуманным предлогом…
— Весь монастырь слышал, что англичанин отправился в Венецию.
— Или, быть может, весь монастырь просто повторял то, что услышал от Вульфстана, — сказала Джамиля. — Мне кажется, он придумал местопребывание твоего англичанина. И еще я думаю, что он с самого начала намеревался тебя обмануть. Указал прямо противоположное направление от того места, где действительно находился англичанин, чтобы ты узнал, насколько широк мир. Обучил тебя ряду умений, а затем направил туда, где ты мог их лучше всего применить и где отсутствие у тебя набожности не бросалось бы в глаза, — в Венецию. Он не готовил тебя к смерти, он готовил тебя к жизни. Возможно, даже надеялся, что ты отправишься в этот поход и тоже станешь своего рода пилигримом. Как и произошло.
Я хотел ей возразить, но вдруг осознал всю несуразность правды: половина умений, которые мне довелось освоить по настоянию Вульфстана, на самом деле не имели никакого отношения к нашему плану, зато все они пригодились мне, когда я против воли стал морским паломником.
Она восприняла мое молчание как согласие.
— Выходит, ты понимаешь, что это значит? — продолжала она, забирая мои руки в свои ладони. — Ты должен идти вперед и жить, а еще ты должен передать Грегору свое умение жить.
— Дел у меня будет невпроворот, если стану заботиться о благополучии и здоровье всех, кого знаю.