Трон Люцифера

за ними и романисты утверждают, что Жиль де Ре пал жертвой не столько жадности соседей, сколько алчности и вероломства друзей. Жизнь не мозаика, ее нельзя разъять на четко ограниченные фрагменты. В утверждении, что маршала Франции погубил некромант Прелати, приблизительно столько же истины, сколько в обличениях Распутина — злого гения последней царской четы. Дело не в личности шарлатана. Свято место, как известно, пусто не бывает. Не было бы Распутина, нашелся бы другой мистический наставник, вроде прижившегося одно время в Петербурге Папюса или юродивого Мити Козельского, а то и Матрены-босоножки, от которой царица была без ума. Подвизался же при царском дворе, до того как появился там беглый конокрад, парижский мясник Филипп? Бежав из Франции, где должен был предстать перед уголовным судом за какое-то темное дело, он назвался высшим оккультным адептом, пролез в самые верхи петербургской элиты и удостоился нежной дружбы августейшей четы, которая стала именовать его «нашим другом». В одном из писем царица успокаивала чем-то встревоженного супруга: «Наш друг Филипп подарил мне образ с колокольчиками, который предупреждает меня о близости недобрых людей и мешает им подойти ко мне…»

Что за прелесть: икона с шаманскими колокольцами! Не охранка, не казаки с союзниками, а полудикарский амулет, намагнетизированный парижским мясником.

Крылья мосье Филиппу подрезало ошибочное предсказание беременности, которой так ждала Александра Федоровна. К тому же он начал с излишней наглостью вмешиваться в государственные дела, да еще запустил лапу в ларец с драгоценностями. в Впрочем, по сравнению с новым «другом» Гришкой Распутиным французский шарлатан — психологический двойник Прелати — был сущим ангелочком. Середина XV столетия и начало XX века… Позволительно ли сравнивать? В данном случае позволительно, потому что, повторяю, оккультное помрачение независимо от неуклонного хода исторического процесса. Оно вне перемен, это пресловутое «вечное сегодня».

В интересном исследовании М. К. Касвинова «Двадцать три ступени вниз», где, в частности, описывается последний маршрут низложенного монарха, меня привлекло следующее описание:

«…Александра Федоровна вынула из сумки химический карандаш и отточенным твердым острием изобразила на глянцевитой белой поверхности оконного косяка знак свастики, надписав рядом: 17/30 апреля 1918 года.

Жильяр (учитель детей. — Е. П.) увидел ее через три месяца, когда вошел в дом вместе с белогвардейскими следователями. Тогда он заметил в своем дневнике: «На стене в амбразуре окна комнаты императрицы я сразу же увидел ее любимый знак Swastika, который она столь часто рисовала… Такой же знак, только без числа, был нарисован на обоях стены на высоте кровати, принадлежавшей, видимо, наследнику». Н. Е. Марков (Марков 2-й), повествуя в эмиграции о своих попытках увезти Романовых, пояснил: «Нашим условным знаком была свастика… Императрица хорошо знала этот знак и предпочитала его другим…»

О симпатии русской императрицы к свастике с тех пор говорят на Западе. Лондонская «Таимо, рецензируя американский двухсерийный фильм «Николай и Александра», назвала Александру Федоровну «фашиствующей Брунгильдой». Главу о пребывании Романовых в Ипатьевском доме В. Александров так в своей книге и озаглавил: «Под знаком свастики». Он отмечает «выявившийся в одном отношении исторический приоритет Александры Федоровны», а именно: «Задолго до того, как крюкообразный крест стал заносчиво выставлять себя напоказ на фасадах «третьего рейха», его след прочертила на стене Ипатьевского дома в Екатеринбурге низвергнутая императрица». Далее мы увидим, откуда проистекает этот «приоритет», это оккультное предвосхищение, сделанное развенчанной царицей, урожденной принцессой Алисой Гессен — Дармштадтской. Пока же запомним непроизвольно выстроившийся ряд: истерия, мистика, эмблема фашистских погромщиков.

Экзорцизм в Лудене

…Сии белые розы собраны и представлены вам, равно как и рукопись, подписанная кровью колдуна и являющаяся списком с договора, который он заключил с Люцифером; оный список он вынужден был постоянно носить при себе, дабы удержать свое могущество. И сейчас еще можно, к великому ужасу, различить слова, начертанные в углу пергамента: «Подлинник хранится в преисподней, в кабинете Люцифера».

Альфред де Винъи, «Сен-Мар»

БЕЛАЯ РОЗА стала пурпурной, когда Афродита наколола божественную ножку острым шипом… Розы и пергамент, о которых упоминает Альфред де Виньи, действительно были представлены в качестве вещественных доказательств на суде, где в пособничестве дьяволу обвинялся Урбен Грандье, служитель церкви.