Трон Люцифера

Рассматривая наших братьев меньших в качестве наделенный сознанием и способных держать ответ за свои действия юридических лиц, средневековая юриспруденция создавала опасные прецеденты. Не в тамплиерской гекатомбе,[15] но на скотном дворе, загримированном под судилище, сработал впервые чудовищный Принцип: «пытка вопрошает, а боль отвечает». Стоит ли уточнять, что все подвергнутые пытке четвероногие «сознавались» в инкриминируемых грехах? И на законном уже основании кончали жизнь на эшафоте, подобно козочке, сгоревшей вместе с Эсмеральдой из «Собора Парижской богоматери» Виктора Гюго.

«Что вверху, то и внизу». Как и людей, животных подвергали «божьему суду». Как людей, приговаривали их к казни и торжественно обставляли бессмысленное убийство.

Приговор приводился в исполнение открыто, празднично, в присутствии оживленных, разодетых по случаю забавного зрелища толп, под колокольный звон. Казнь всегда поручалась лишь государственному палачу, а не какому-нибудь живодеру из цеха мясников, о чем сохранились в архивах многочисленные счета заплечных дел мастеров, где скрупулезно перечислялись издержки.

В 1386 году во Франции одетую в женское платье свинью подвергли усекновению головы и передней ноги, после чего она была вздернута на специально построенной виселице. К столь Жестокой, хотя и странноватой, казни ее присудили за два преступления: она сначала разорвала лицо и руку ребенку, а уж потом съела его. Одним словом, око за око. Пусть погибнет мир, но восторжествует закон. Казнь обошлась муниципальным властям в 10 су и столько же денье. Кроме того, было уплачено за одну новую перчатку для палача. Это был чисто уголовный процесс. Зато случай, имевший место в 1474 году в Базеле, целиком и полностью относился к компетенции инквизиционного трибунала. Коллеги Инститориса и Шпренгера (авторов «Молота ведьм») послали на костер петуха, заподозренного в связи с дьяволом. Сейчас трудно сказать, действительно ли несчастный петух докатился до того, что самостоятельно снес яйцо, или его оговорили, но в приговоре черным по белому значится: сжечь петуха и яйцо.

Животных, подобно тому как это было сделано с альбигойцами и тамплиерами, сплошь и рядом обвиняли во всякого рода непристойностях. Так, в 1565 году был сожжен вместе со своим хозяином мул, которому предварительно отрубили все четыре ноги. Уже в 1750 году, незадолго до революции, потрясшей до основания проржавелый феодальный каркас, состоялся процесс, на котором ответчицей выступала погрязшая в безнравственности ослица. Благодаря заступничеству местного кюре, письменно удостоверившего ее благовидное поведение, обвиняемая была оправдана судом и освобождена из-под стражи. Чувствовалось веяние новых времен.

Подобных и даже еще более удивительных примеров можно было бы привести великое множество, но вряд ли есть в этом необходимость. Основная мысль, полагаю, и без того предельно ясна.

Многочисленные общества охраны животных борются с жестокостью, проявляемой людьми. И это, конечно, похвально, невзирая на ханжество, присущее буржуазному обществу. Но когда убивают оленей, чтобы пустить вкруговую чашу с кровью, или бросают в огонь голубей, речь идет не только о тварях безвинных, но прежде всего о людях, отвергающих общечеловеческую мораль. Пусть ритуальные жертвоприношения, совершаемые современными колдунами и ведьмами, не способны вызвать записанных в «черные книги» духов; и тем не менее, обращаясь к душе человеческой, они пробуждают кровавые призраки прошлого, заволакивают глаза дымом, затмевают разум темной завесой инстинкта. Ни на минуту нельзя упускать из виду притязания оккультизма на иррациональную универсальность, иначе легко проглядеть его разлагающее начало, присущую ему всеохватность в закабалении душ. Любые предрассудки, кровавые наветы и самые разрушительные идеи свободно укореняются в атмосфере истерии и исступления. Нетрудно ввести в преступное русло безумие, но управлять им нельзя.

Близ западногерманского городка Гайзельвинда приютился окруженный сумрачными елями хутор, в котором хозяйничал ныне в бозе почивший Михаэль фон Лилиенфельд, высокопарно именовавший себя президентом «Тайного совета магического земного круга». Старый оригинал взрыхлил вокруг усадьбы землю, заботливо удобрил ее и засеял ядовитыми травами. Огородив этот созданный по образцу древних чернокнижников «колдовской садик» забором с колючей проволокой, Лилиенфельд развернул бурную деятельность. Вскоре почти все жители Гайзельвинда и большая часть штайгервальдских крестьян оказались в колдовских тенетах. Одним он продавал средства от сглаза, других пользовал парами белены и цикуты, у третьих изгонял Л помощью едкого дыма красавки чертей.

— Людям следует открыть глаза на деяния и связи, ведомые лишь нам, посвященным, — наставительно повторял новоявленный просветитель.