– Да цыть ты! – прикрикнул Оса и склонился над Маликой. – Ну что? Оклемалась? Ты помирать погодь. Скажут – помрёшь, а сама не вздумай.
Выхватил у Жердяя факел и вышел из лачуги.
Жердяй кинулся за ним:
– Оса! Давай её вместе… я ведь не против.
На фоне дверного проёма мелькнул силуэт Хлыста, шкрябнула задвижка.
– Малика…
В ответ хриплое дыхание.
– Что они с тобой сделали? Малика…
– Ничего.
Адэр переступил с колена на колено. Попытался выпрямить спину, руки свело судорогой.
– Малика! Что это стучит?
– Зубы.
– Какие зубы?
– Мои зубы.
Кто-то, непомерно храбрый, рассмеялся бы, решив, что девушка пошутила. Но Адэр не был бесшабашным смельчаком. Он тянулся и бился в клейкой паутине страха и не мог вырваться.
– Малика… Тебе страшно?
– Очень.
– Не бойся, Малика. – Адэр судорожно глотнул. – Не надо бояться.
– Мне холодно.
– Передвинься на сухое.
– Не могу. У меня вывихнуты плечи.
Адэр представил, какая это, должно быть, адская боль. И то, что сейчас испытывает он, сильный мужчина, ничто по сравнению с муками девушки.
– Продержись до утра. Хорошо?
– Что будет утром?
– Нас отпустят.
«Нас отпустят, – твердил он, склоняя голову к земле. – Нас обязательно отпустят».
***
Утром никто не пришёл. Не чувствуя рук и спины, зато ощущая невыносимый холод, Адэр переступал с колена на колено и смотрел на Малику. Она лежала в той же позе, что и ночью. Вокруг закрытых глаз проступила синева, обескровленные губы крепко сжаты, некогда смуглое лицо приобрело землистый цвет. И лишь маленькие капли пота на лбу и висках дарили надежду, что девушка жива.
– Малика, – тихонько позвал Адэр. – Ты спишь?
– Нет.
– Плечи болят?
– Нет.
– Нельзя всё время лежать. Надо хоть немного двигаться.
– Я берегу силы, – произнесла Малика. – Для побега.
О каком побеге она мечтает? Тело раздулось и задеревенело. При малейшем движении казалось, что внутренний огонь сжигает мышцы и обугливает кости. Ступни и кисти замёрзли настолько, что ударь по ним, и они раскрошатся на тысячи льдинок.
– Малика, я скажу им, что я правитель. И нас отпустят.
– Вы настолько наивны?
Адэр уронил голову на грудь. Нет, он не наивный. Ночь, пронизанная болью и кошмарами, измучила его. Она высосала надежду на спасение, и освободившееся в рассудке место надо было срочно чем-то заполнить – будь то утопия или самообман, – лишь бы животный страх перед неизвестностью не поглотил разум целиком.
Адэр закрыл глаза. За стенами сварливо щебечут птицы. Чуть дальше, за горным кряжем, задиристый ветер гонит по пустоши песок. Где-то тёплое небо трётся о крыши домов. А где-то игривое солнце плещется в лужах на асфальте. Там, за бандитским лагерем, бурлит необычайное по силе и размаху счастье, о существовании которого никто не догадывается. Он сам до вчерашнего дня не догадывался, какое это блаженство – стоять над обрывом и слушать ворчание моря. Или сидеть в тесном кресле и смотреть на спящий сад. Адэр бредил глотком хрустальной воды и запахом чистого тела. Грезил о шелесте листвы над головой и шорохе травы под ногами. Он изнывал по мизерным радостям, которых не замечал ранее, и не знал, что из них складывается счастье.
Свет в дырах крыши с каждой минутой становился ярче. Спёртый воздух быстро нагревался, будто лачуга была накрыта железом. По лицу струился пот, капал с кончика носа и подбородка в тёмную кляксу на полу. Пятно приобретало чёрный с красноватым отливом цвет.
Адэр облизнул пересохшие губы. Неужели он так и умрёт – на коленях, – глядя на чужую кровь?
– Не думайте о смерти, – произнесла Малика.
Фраза, прозвучавшая в унисон его мыслям, ничуть не озадачила. Адэр не знал, что для них лучше: остаться в живых или умереть. О людях, ползающих на четвереньках, решил промолчать.
– Они ждут кого-то, – продолжила Малика. – Иначе почему мы до сих пор живы? Почему у нас не спрашивают, кто мы и откуда? Нашу судьбу решит тот, кого они ждут. Если он будет говорить с вами, постарайтесь узнать его имя. Хотя… он не скажет правду.
– Я скажу ему, что за нас с тобой дадут большой выкуп.
– Почему он не потребовал выкуп за племянника Крикса? – Малика вздохнула. – Это не племянник Крикса. Мы ошиблись.
Клацнула задвижка. При виде сексуально озабоченного подонка у Адэра свело челюсть. Жердяй, не церемонясь, схватил Малику за ворот платья, рывком поднял на ноги и грубо повернул к себе спиной. Не издав ни звука, она уткнулась лбом в стену. У неё были связаны локти, притом настолько туго, что сквозь ткань платья проступали сведённые лопатки, а скрюченные пальцы приобрели сине-фиолетовый цвет.
Жердяй отбросил верёвку в сторону – руки Малики упали вдоль тела, как плети – и, схватив пленницу за волосы, вывел наружу.
Пытаясь усмирить внутренний озноб, Адэр бубнил под нос гимн Тезара, но нет-нет и умолкал в ожидании криков. Слышал шум прибоя, треск костра и завывание ветра в щелях.
Он уже сбился со счёта, сколько раз произнёс слова, восхваляющие могущество и несокрушимость великой державы. Когда решил, что ему не суждено увидеть Малику, Жердяй втолкнул её в лачугу, стянул запястья верёвкой – на этот раз спереди – и подошёл к Адэру.