Трон Знания. Книга 1

Из раздумий заставил вынырнуть нарастающий стрекот кузнечиков, словно прыгающие крылатые твари всем скопищем несутся навстречу. Вдали из-за нагромождения валунов появилось густое сизое облако. Оно быстро приближалось, увеличиваясь в размерах, будто ветер катил по земле клуб спутанных сухих веток, неустанно наматывая на него пожухлую траву и поднимая темно-серую пыль. Только ветра нет, и пыль в пустоши желтая. Раздался отрывистый хлопающий звук, облако потемнело.

Малика проснулась, закрутила головой, с вопросом посмотрела на Адэра. Он остановил машину, закрыл окно. Сквозь свинцовую пелену вырисовывались размытые очертания человека, не размашисто шагающего, не бегущего… Обман зрения? Адэр до рези в глазах всматривался в дымчатую завесу. Не обман – человек ехал на мопеде!

Мужик – в картузе, надетом задом наперед, и в больших, почти во все лицо очках с выпуклыми стеклами – на секунду притормозил возле автомобиля и что-то крикнул. Крутанул ручку и был таков.

Адэр проводил взором облако, плюющее дымом:

– Что он сказал?

– Пригласил в гости, – не слишком уверенно ответила Малика.

Адэр разложил карту, взглянул на компас. Ошибки нет, они едут по самому бедному району страны, который так и называется – Бездольный Узел. Тот, кто придумал название, обладал хорошим чувством юмора или был, по крайней мере, наблюдательным – если все шесть селений, безлико обозначенных цифрами, соединить одной линией, получится петля. И раз они не сбились с дороги, где нищий селянин взял мопед?

Адэр бросил карту через плечо, схватился за руль и со вспыхнувшим интересом погнал машину к горизонту.

***

На высокое крыльцо охранительного участка вышел командир стражей порядка: ростом под верхний брус дверного косяка; в плечах косая сажень; шея крепкая, жилистая, как дубовый сук. Одернув темно-зеленую рубаху так, что на мощной груди затрещала ткань, страж упер кулачищи в бока, из-под густых черных бровей окинул ястребиным взглядом улицу.

Над крышами – соломенными и дощатыми, покрытыми серым сланцем и серебристым железом – только-только показалось солнце, хотя сейчас далеко не раннее утро. Пока светило после глубокого ночного сна вскарабкивается лучами по горному кряжу и добирается до селения, спрятанного в низинке, проходит несколько часов.

На некоторых крышах поблескивают плоские плиты, от них в разные стороны тянется тонкая паутинка проводов – хозяева делятся с соседями светом. Конечно, при таком раскладе лампочки горят не в полный накал, и поздним вечером нельзя вышивать или писать письма, или выполнять любую другую работу, требующую напряжения глаз, зато домочадцы и живущие вблизи селяне вдыхают свежий воздух, а не удушливый дым сальных плошек или керосиновых ламп.

С высоты крыльца охранительного участка хорошо просматривались чистые квадраты дворов, посыпанные белым морским песком и обнесенные низкими каменными оградами – где-то камни лежали глухими ровными рядами, словно соты, а у кого-то заборчик с просветами походил на ажурное вязаное полотно.

Кое-где перед домами буйствовали яркими красками цветники. Здесь живут истые хозяева, раз не поленились дошагать до моря, собрать выброшенные на берег водоросли и удобрить скудную почву. У таких и огороды, как у климов, с густой сочной зеленью, что даже клочка земли не видно. Но о климах селяне не любят вспоминать – на душе становится тошно.

Страж посмотрел в другую сторону.

Возле хлебной лавки о чем-то оживленно судачили бабы: на худощавых фигурах неброские платья из домотканого полотна; на шеях пестрые платочки; на ногах башмаки с большой пуговицей на тупом носке; в руках плетеные из лозы кошелки, наполненные всякой всячиной, необходимой любой хозяйке. И вряд ли ошеломляющая новость собрала товарок в кружок, скорее бабья слабость – чесать языками при любом удобном случае.

Перед витриной со сластями молчаливо толкались детишки. Сжимая в ладошках монетки, никак не могли решить – на что потратить свое «состояние». Чей-то пальчик уткнулся в стекло, указывая на большой, ярко украшенный пряничный домик, щедро политый медом и покрытый глазурью, и детвора загомонила, будто стайка взбудораженных воробьев.

Около калитки постоялого двора комнатная девка лениво трясла половичок, сшитый из пестрых обрезков ткани. Из окна гаркнул хозяин, и девка, перебросив коврик через плечо, поплелась на задворки.

Из трактира вывалился мужик и тотчас шмыгнул назад – неужто успел раскосыми глазенками заметить стража? Наверное, вытирает сейчас пот со лба и радуется, что пронесло, или клянет того, кто придумал открыть питейный дом в самом неудачном месте.

С заднего двора банка выехали две машины с тезарскими флажками на капоте. Первую в округе прозвали «сундуком»: прямоугольная, как ящик; спереди узкая полоска стекла; сзади дверца; по бокам скобы; в середке драгоценные камни, которые прииск сдал в банк. Вторая – с большими темными окнами для хорошего обзора изнутри. В ней охрана, сколько человек и как они выглядят – никто не знал, даже командир стражей.