Брендон поклонился - сдержанно, с оттенком благодарности.
Но Ваннис не стала возвращать ему поклон - она взяла его за руку и повела в комнаты.
Их пальцы переплелись, и они вышли, оставив Фиэрин наедине со странными голосами, в тихой комнате, при догорающей свече.
Четыре часа спустя Ваннис и Фиэрин вместе присутствовали при старте "Грозного".
Фиэрин показалось странным, что эта процедура, невзирая на любовь Дулу к ритуалу, проходит так просто. Но Осри объяснил ей, что должарианцы наверняка наблюдают за станцией через сенсорный ряд и нельзя показывать им, что этот корабль чем-то отличается от других.
Но в сердца посвященных зрелище огромного корабля, взлетающего на сверкающих крыльях радиации, вселяло надежду. Фиэрин, страдая по любимому, которого ей уже недоставало, не могла не думать о двух других любовниках, которые навсегда соединились у нее в памяти с чарующими ариями древней трагедии.
Ваннис стояла прямая, с сухими глазами, спокойно сложив руки, но лицо у нее было как мраморное; и в уме Фиэрин, глядящей, как огни корабля исчезают среди холодных звезд, снова зазвучала музыка и возник образ Троила, который видит пустой, запертый дом Крессиды и понимает, что его любимая покинула Трою.
Вместо безбрежной черноты космоса она видела Троила, рыдающего на ступенях и взывающего к дому, как к телу, лишившемуся души. "Фонарь, в котором свет погас".
Она закрыла саднящие глаза, свирепым усилием воли удерживаясь от слез. Не ей одной предстоит страшное время ожидания, не она одна будет жить час за часом, пока не станет известно, кто победил, кто жив, а кто погиб.
- Вернемся? - улыбнулась ей Ваннис. - У нас впереди много дел.
- Скажите, чем я могу вам помочь? - спросила Фиэрин.
Куда бы ни поехал он, всечасно
Преследуют его воспоминанья; И
мыслит он, казня себя напрасно: Здесь
было наше первое свиданье; А здесь она,
небесное созданье, Взор на меня свой
ясный устремила И прелестью своей
навек тенила.
А вот и дом, где слышал я впервые Моей
любви пленительное пенье. Той песни звуки,
посейчас живые, Вовек не будут преданы
забвенью. И где оно, чудесное мгновенье,
Когда она - иль это мне приснилось?
Любви ответной мне явила милость.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
23
АРТЕЛИОН
Леонидес Халкин стоял перед человеком, известным всему артелионскому Сопротивлению под именем Маски. Теперь это имя, взятое ради конспирации, превратилось в символ столь могущественный, что приняло почти мистические пропорции. Маска стоял у пульта, наблюдая за освещенной садовой дорожкой в трехстах метрах над ними, а Халкин наблюдал за Маской.
Высокий, с поджарыми мускулами прирожденного атлета, стального цвета волосы связаны хвостом на затылке, верхняя часть лица обожжена плазменным огнем. Видно, что прежде он был красив - теперь в своей красной шелковой маске, скрывающей все, кроме глаз, он грозен.
Над ними Джессериан, командир должарских оккупантов, неподвижно стоял у древней мраморной статуи Лаокоона. По его профилю нельзя было прочесть, о чем он думает, глядя на бьющиеся, оплетенные змеями фигуры. Казалось бы, что любоваться скульптурой совсем не в характере этого высокого, тяжелокостного, воинственного должарианца - однако он занимался именно этим вот уже четверть часа.
И Маска все это время следил за ним через шпионский глаз".
Халкин подавил вздох. Терпение - спутник всей человеческой жизни. Он стоял вольно и позволял мыслям блуждать, где пожелают.
У него редко выдавалось время, чтобы подумать. Возможно, прямым результатом этого было то, что часть его разума отказывалась воспринимать события прошлого года как реальные.
В реальной жизни Леонидес Халкин был главным стюардом в резиденции Геласаара хай-Аркада, сорок седьмого Панарха Тысячи Солнц. С самого раннего детства он знал, что будет стюардом, и гордился тем, что Аркады, живя в своей фамильной резиденции, вот уже четыреста лет пользовались услугами Халкинов.