Тропа до звезд

А к пятнадцати годам лоцману полагалось готовиться поступать в Академию. Тут становилось не до стыда, да и накопленный запас житейского цинизма начал наконец работать как дóлжно. На все претензии в свой адрес, возникавшие у многочисленной родни, Саймон лишь поднимал левую бровь и молчал. В роли ultimo ratio regum[73] порой могла выступить фраза «да, я такой», — не более. Эта броня оказывалась эффективнее любой пластали и силовых полей.

В Академии к защите наработанной неожиданно прибавилась защита клановая. Оказалось, быть Фишером кроме очевидных Саймону минусов имеет и внезапные плюсы. Ряд преподавателей старательно огибал скользкие вопросы не то что по касательной — по сильно удаленной от любой болевой точки дуге. Тем же иногда грешили и сокурсники; к счастью, далеко не все. Порой молодого лоцмана буквально подмывало отмочить какую-нибудь глупость или даже гадость, лишь бы получить в ответ не нечто отвлеченно-нейтральное, а прямой укор или выход на конфликт.

Дядя Анджей сказал бы на это что-то вроде: «Тебе ведь не сама драка нужна. Тебе нужно внимание, упрятанное за дракой. Это естественная потребность чувствовать себя живым человеком, а не статуей с табличкой на постаменте, где написано, что ты лоцман, Фишер и наследник». Впрочем, нет: не сказал бы. Просто промолчал и улыбнулся, вкладывая весь смысл в морщинки у глаз и бархатистый сигаретный дым. За эту бытовую телепатию юный Саймон и любил его настолько, насколько вообще был способен кого-либо любить.

Саймон повзрослевший уже понимал, что многое, многое оказалось и сложнее, и проще.

Когда Назар сделал шаг и обзор нейромаски вместо плоскогорья на горизонте вывел близкую ангарную дверь, несостоявшийся угонщик поспешно обнулил автопилот и сбросил скорость. Перед этим он, как мог, вслушивался в пространство, пытаясь почувствовать хотя бы эхо, хотя бы отголосок перехода, знакомую щекотку между ушами, звон перетянутой струны… Но дождался только грохота крови в сосудах внутреннего уха и тонкого писка искрящего где-то контакта.

Значит, дело не в поле подавления. Значит, пинок Магды нарушил что-то тонкое, неопределимое средствами современной медицины, что делало лоцмана лоцманом — и даже панаксол не смог это восстановить. Либо случилось что-то вроде прыжкового синдрома, усугубленного стрессом, беготней, стрельбой, драками — до состояния, когда не только утрачивается возможность «ходить по звездной тропе», но и теряется связь с миром вообще. О таком никто никогда не слышал, но это не значило, что так не бывает вовсе.

Заводя бот на посадочное место, Саймон поглядывал не только на парковочные датчики, но и по сторонам. А раньше мог бы проделать подобное на ощупь… Он дернул подбородком, вернувшись от саможаления к делу. По идее, сейчас за границей силовой стенки полагалось дежурить конвойному взводу, по галерее рассредоточивалась бы охрана, а из потайных лючков выглядывали эжекторы аварийных шокеров, похожие на мордочки любопытных енотов. Укоризненный и ехидный взгляд Магды, пришедшей с конвоем, — если только ее не отстранили за содействие беглецу, — должен был внушать тот самый стыд, от которого, казалось, удалось избавиться прочно и навсегда. Ведь ладно, что сбежал, так и побег-то до ума довести не смог!

Но вокруг оказалось пусто. Вернее, не обнаружилось всего того, что успел вообразить себе лоцман; за полуразобранной «Реморой» все так же ковырялись техники, пара охранников лениво бродила по залу, сирены не завывали и красные лампочки не мигали. Некий намек на оранжевые маячки помаргивал, обозначая посадочную площадку кораблика — и только лишь.

Удивление оттеснило даже накатившую было апатию. Обернувшись к Назару, Саймон поднял бровь, потом понял, что тот ничего вокруг бота не увидит без нейромаски, и включил дублирующие экраны кабины. Бородач повертел головой и тоже сморщил кожу на лбу.

— Что-то не так? Ты кого-то ждал?

— Я думал, после всего случившегося меня поведут исключительно под прицелом. — Губы скривились сами собой. Впрочем, стравливать свое дурное настроение на этого собеседника почему-то не хотелось. Усилием воли мимика была взята под контроль. — Странно, в общем. Неожиданно.

— Поведут? — Назар заморгал, потом разулыбался. — А, ты думал, решетки, застенки, допросы?.. Мрачненько у тебя в голове.

Настал Саймонов черед моргать. Бородач снова присел на ложемент, с которого встал, когда шагал, и сплел пальцы перед собой.

— Пойми правильно; это важно. Ла Лоба ясно выразилась в том духе, что не хочет видеть тебя пленником или заложником. И не хочет, чтобы ты себя так воспринимал. Да, имел место неприятненький конфликт, который начали не мы…

— Это с «Нарвалом»-то не вы начали? — Саймон все еще не мог заставить себя сердиться, но от комментария удержаться не смог. Пожав плечами, Назар тихо парировал:

— История длиннее, чем ты сейчас видишь. Но давай вернемся обратно. Сейчас я скажу то, что услышал: тебя просят — просят! — прийти и поговорить. А теперь мое собственное мнение: сходи. Поговори. Для всех нас это будет полезненько.