Смыков пошел вдоль состава назад, мысленно прикидывая, сколько вагонов потребуется, чтобы с комфортом разместить всю рать анархистов. В промежутке между четвертым и пятым вагонами он присел на корточки и принялся изучать устройство пресловутой автоматической сцепки, похожее на две вцепившиеся друг в друга железные челюсти. Человек он был от техники далекий, но в конце концов обнаружил рычаг, разжимающий мертвый захват этих челюстей.
Очень довольный собой и почти забывший про недавние страхи, Смыков уже собирался податься обратно, но его внимание привлек странный скрипящий звук, словно колесные пары вагонов сдвинулись с места.
Такое было невозможно в принципе, и зрение Смыкова подтверждало это, но рельсы продолжали тревожно поскрипывать, а щебенка между ними едва заметно подрагивала.
У Смыкова неизвестно почему заныли сразу все зубы, и он быстро зашагал к паровозу, над трубой которого уже курился дымок. Жердеву о своих наблюдениях он решил не сообщать — тот был храбр больше на словах, чем на деле. Как и всегда, неприятности на этом не кончились — Смыков едва не расквасил себе нос, споткнувшись о булыжник, своей формой и размерами резко отличающийся от стандартных кусков щебенки. Больше всего он напоминал человеческую голову — не череп, лишенный мягких тканей, а именно голову, грубо вытесанную из камня. Вполне возможно, что это был случайно попавший сюда обломок памятника, но кто бы стал ваять такое лицо — с оскаленным ртом и выпученными глазами?
«Глюки начинаются», — подумал Смыков, вспомнив почему-то быков-производителей, бесящихся от избытка своей жизнетворной силы. Когда он поднялся в кабину паровоза, в топке уже вовсю гудело пламя, а Жердев швырял в раскрытую дверцу березовые поленья.
— Смени меня! — крикнул он. — А я сифонить начну. Не забывай на манометр поглядывать. Надо хотя бы до пяти атмосфер давление поднять, а не то с места не тронемся. Эх, уголька бы сюда донбасского, а еще лучше кардиффа.
Топка пожирала поленья с жадностью Молоха, и скоро Смыкова прошиб пот. Жердев, подкачав инжектором воды в котел, схватил длинную кочергу и стал ворошить угли, равномерно распределяя их массу по колосникам. Похоже, он действительно что-то понимал в паровозах.
У Смыкова от бешеного темпа работы уже потемнело в глазах. Жердев не позволял ему и минуты отдыха. Особенно туго стало, когда был разобран первый ряд дров. Теперь, чтобы отправить очередное полено в топку, приходилось делать не шесть, а все восемь шагов. Из трубы паровоза валил бурый дым, в котле бурлила вода, но давление пара росло до обидного медленно.
Ухватившись за очередное полено, Смыков не смог выдернуть его и после нескольких неудачных попыток обрушил поленницу. Только тогда он осознал, что держится не за суковатую березовую чурку, а за холодную и босую человеческую ногу.
— Ты чего там мудохаешься? — отчаянно заорал Жердев. — Топку хочешь заглушить?
— Вы, братец мой, лучше сюда поглядите. — Смыков выпустил ногу и вытер руки о штаны.
— Мать честная! — подскочивший Жердев схватился за голову. — Не иначе его, бедолагу, для кремации приготовили.
Вдвоем они вытащили окоченевшего мертвеца наружу. Бесспорно, это был один из гвардейцев, охранявших разъезд, — совсем еще молодой парень с посиневшим перекошенным лицом. Теперь, когда поленница окончательно развалилась, стало ясно, что это не единственный труп, запрятанный в ее недрах. В одном месте виднелась вихрастая лопоухая голова, в другом — рука с татуировкой «Витя» на тыльной стороне ладони.
Как ни странно, но вид покойников сразу вернул Смыкову хладнокровие — уж лучше реально зримая опасность, чем жуткая, невысказанная тайна.
— Шуруйте топку, — велел он Жердеву. — Так шуруйте, как невесту свою не шуровали. А уж я вас дровами обеспечу. Если не смоемся отсюда вовремя, тоже будем так лежать.
Кроя все вокруг — и этот обдрюченный разъезд, и этот высерок — паровоз, и этих дубарей-гвардейцев, и себя самого (что называется, десятиэтажным матом без одеяла), Жердев кинулся обратно в кабину, где стал дергать какие-то рычаги и передвигать ручки. Зашипел пар, и лязгнули поршни в цилиндрах, но, как видно, они еще не успели набрать силы, способной сдвинуть состав с места.
— Дрова нужны! — крикнул Жердев. — Хватай побольше, бросай подальше, пока летит — отдыхай.
Смыков немедленно воспользовался этим советом, и дело сразу пошло быстрее. Поленья летели из рук в руки и сразу исчезали в топке. Стрелка манометра, мелко-мелко дрожа, постепенно сдвигалась по дуге к зеленому — рабочему — сектору шкалы.
Внезапно что-то резко щелкнуло по толстому оконному плексигласу. Затем в тендер влетел кусок щебня, отрикошетивший от угла кабины. Вокруг нарастали звуки, похожие на шум крупного града, сокрушающего тепличное хозяйство.
По привычке выхватив пистолет, Смыков выглянул наружу. Щебенка по обе стороны от путей шевелилась, как закипающая каша, и плевалась отдельными камнями. С каждой минутой этот «град наоборот» становился все более интенсивным.