Тропа. История Безумного Медведя

Когда-то Мато сказал мне, что я не смогу владеть золотом, что у меня его никогда не будет. Оно лежит себе под моей головой. Оно принадлежит мне. #о на самом деле у меня его нет, так как мне от него нет никакой пользы.

у меня вообще ничего нет, кроме прожитых лет. Я холоден в сердце моём. Холоден и пуст. И это означает, что Мато оказался прав.

На душе тошно.

1 сентября 1861 года

Сегодня поблизости проехала очередная военная партия Лакотов. Они всё чаще нападают на отдельно стоящие дома. Думаю, что вскоре доберутся и до нашей берлоги.

2 сентября

В двух милях от нашего лагеря я наткнулся на труп белого человека. Он раздет догола и сильно изрезан ножом. Похоже, его прикончил какой-то воин-одиночка. Будь это отряд, дикари не упустили бы случая напасть на нас или хотя бы угнать наших коней. Мне стало жаль этого незнакомого парня с окровавленным затылком. Ему не хватило нескольких минут, чтобы доехать до укрытия. Впрочем, он вряд ли знал, что совсем близко от него была наша хижина…

Я вспомнил себя. Вспомнил те дни, когда я брёл пешком по прерии после гибели Кейта Мэлбрэда, ничего не зная в этих краях, без лошади, усталый, испуганный. Возможно, этот убитый человек послан свыше, чтобы напомнить мне о чём-то?

3 сентября

Мне приснилось сегодня, что я пришёл в деревню Оглалов и повстречал там мою Мэгги. Она так же свежая, как много лет назад. Она взяла моё лицо в ладони и поцеловала. После этого мне стало необыкновенно легко в теле, словно оно исчезло.

Мэгги произнесла слова, которые я не запомнил но это было лучшее, что мне довелось слышать в жизни из человеческих уст. Её голос проникал глубоко в меня и пробуждал забытые нежные чувства если во мне они вообще когда-либо говорили.

Потом позади Мэгги выросла огромная, как скала, фигура медведя. Шерсть на нём, как я разглядел, оказалась густым еловым лесом. Медведь поднял лапу с человеческими пальцами и погрозил мне.

Я проснулся с ощущением какого-то беспокойства. Необъяснимое томление не покидало меня до рассвета. Я почувствовал, что во мне возникло желание отправиться к жене и сыну. Неужели это совесть? Или вина? Или что-то ещё, с чем я раньше не сталкивался?

12 сентября 1861

Всё реже берусь за перо. Не знаю, зачем я вообще вёл этот дневник в течение стольких лет. Кому нужны эти тетради? Они истлеют в этой глуши вместе со мной.