Казалось, будто, расхаживая туда-сюда, мать пытается убежать от тревоги. Грей тем временем прислушивался к приглушенным звукам разговора, доносившимся из соседней комнаты. Слов разобрать он не мог, однако легко узнавал нотки раздражения в отцовском голосе. Казалось, еще миг, и отец взорвется. И Грей, затаив дыхание, ждал этого момента, чтобы вовремя ворваться в кабинет. Его отец, бывший техасский нефтедобытчик, и без того был человеком вспыльчивым. В детстве и юности Грей не раз становился свидетелем отцовского гнева даже по мелочам. Его вспыльчивый нрав сделался еще хуже после того, как отец, человек гордый и независимый, довольно рано в результате несчастного случая лишился ноги. Теперь же, когда болезнь Альцгеймера почти лишила его памяти, вместе с ней он утратил и остатки самообладания.
— Нет, я должна быть с ним, — повторила мать.
Грей не стал с ней спорить. Он уже бессчетное количество раз разговаривал с ними обоими, пытаясь убедить отца переехать в специальный дом престарелых, где за ним будет надлежащий уход. Увы, подобные попытки всякий раз натыкались на каменную стену гнева и подозрительности. Отец наотрез отказался уезжать из дома в Такома-Парке, в котором они прожили несколько десятков лет, предпочитая поддержку семьи сомнительному уходу в доме престарелых.
Увы, Грей не знал, сколько это еще будет продолжаться. Рано или поздно, но решение придется принять, причем не только ради отца, но и ради матери.
Та вновь споткнулась, и Пирс вовремя подхватил ее под локоть.
— Почему бы тебе не присесть? — сказал он. — Ты только выматываешь себя. Тем более что все скоро закончится.
Ощущая под пальцами хрупкие старческие кости, он подвел ее к стулу.
У него уже был разговор с социальным работником, и та выразила озабоченность здоровьем его матери — как физическим, так и эмоциональным. Более того, предупредила, что нередко тот, на кого ложится уход за тяжелобольным, не выдерживает первым и умирает раньше.
Грей не знал, что ему делать. Он уже нанял сиделку на полный рабочий день, чтобы снять с матери заботы хотя бы в дневное время. Этот его шаг был встречен ею не столько с благодарностью, сколько с легким раздражением. Она расценила это как покушение на ее личное пространство. Но даже сиделки уже было недостаточно. Остро стоял вопрос приема лекарств, вопрос обеспечения безопасности больного в не приспособленном для этого доме. Даже такие мелочи, как приготовление пищи, и те превратились в проблему. Не раз ночной телефонный звонок вырывал его из сна, и он с колотящимся сердцем вскакивал с постели в ожидании худшего.
Он предложил родителям переехать к ним, чтобы присутствовать в доме по ночам, но этот Рубикон его мать еще не была готова перейти. Впрочем, Грей был уверен в том, что ее отказ, скорее, объясняется гордостью, нежели чувством вины за то, что она навязывает сыну свои проблемы. Учитывая сложные отношения отца и сына, наверное, оно даже к лучшему. Так что пока любые трения, которые возникали, были трениями между мужем и женой.
Дверь кабинета открылась, чем вывела его из задумчивости. В коридор шагнул врач, и Грей машинально расправил плечи. Судя по хмурому лицу врача, Пирс ожидал, что вердикт окажется неутешителен. Увы, в течение следующих двадцати минут Грей узнал, насколько тот неутешителен. Синдром Альцгеймера средней тяжести медленно, но верно смещался в куда более тяжелую сторону. Вскоре у его отца возникнут проблемы с самыми простыми вещами: самостоятельно одеться или посетить туалет. Он будет все чаще бродить по дому, не в состоянии вспомнить, где он и что ему нужно. Социальный работник предложила установить специальные двери, снабженные сигналом тревоги.
Пока обсуждались технические вопросы, Грей наблюдал за отцом. Тот сидел в углу рядом с матерью. От некогда властного человека осталась ходячая тень. Отец сидел со злым выражением лица и слушал, что говорит врач. Время от времени с его губ срывалось слово «чушь», правда, срывалось настолько тихо, что только Грей его слышал.
Впрочем, заметил он и то, как отец буквально вцепился в руку матери. Они прижались друг к другу, стойко выслушивая медицинский прогноз, как будто силой своей объединенной воли могли противостоять неизбежному и навсегда остаться вместе.
Затем врач зашуршал бумагами: нужно было заполнить страховку, выписать рецепты, после чего они вновь были свободны. Грей отвез родителей на машине домой, проследил, чтобы они поужинали, после чего на велосипеде поехал к себе. Он жал на педали со всех сил, как будто физические усилия могли прояснить его мысли.
Вернувшись к себе, Пирс долго стоял под душем, пока не закончилась горячая вода. Как только полилась холодная, он вышел из душевой кабины, растер себя полотенцем, надел трусы и направился в кухню. Он уже почти дошел до холодильника, чтобы взять одинокую банку пива, оставшуюся от упаковки из шести штук, которая была куплена накануне, когда заметил в шезлонге знакомую фигуру.