Тропа предела

Мужик прыгнул, одним движением преодолевая разделяющее их расстояние. Дэйвнэ, почти не двигаясь с места, развернулся, пропуская противника мимо груди. Тот, ни на мгновение не останавливаясь, коротко и сильно взмахнул палашом, нанося косой рубяще-режущий удар, который мог бы распластать человека на две части, но Дэйвнэ снова ускользнул от него, перехватил руку с палашом у запястья и у локтя, «провожая» врага дальше по направлению его же движения.

Любой другой — почти любой — на его месте улетел бы далеко в болото. Безумный противник Дэйвнэ уже снова стоял в боевой стойке. Дэйвнэ понял, что дерется с настоящим воином. Вернее — с бывшим настоящим воином.

— Ты умеешь драться, парень, — сказал вдруг тот. — И еще у тебя красивые волосы, и ты хорошо сложен: стан — олений, а плечи — кабаньи. И тонкие пальцы. Ты ведь благородного рода, правда? Но я все равно тебя убью.

Он снова прыгнул, едва закончив фразу, выбросив клинок вперед и рассчитывая проткнуть Дэйвнэ насквозь. Уже чувствуя, как разгорается над головой Исток Силы, Дэйвнэ мягко откачнулся, мгновенно собрал Силу в руках и двумя голыми ладонями оттолкнул, увел блеснувшее лезвие в сторону.

— Ого, — опять пролетевший мимо воин осклабился. — Да ты почти мастер! Только я все равно сильнее, — он резко и широко, в полуприседе, ударил по ногам на уровне бедер. Однако палаш только свистнул, рассекая пустоту: Дэйвнэ подпрыгнул, поджав ноги, потом коснулся кончиками пальцев ног земли и снова взлетел в воздух, заваливаясь на спину, ударил обеими ногами в голову противника и, оттолкнувшись от него, как от дерева, перекувырнулся в воздухе и мягко опустился на ноги шагах в пяти.

Безумный разбойник упал на спину, не выпустив из рук оружия, тотчас приподнялся, но почему-то не встал, а остался сидеть. Из носа и разбитого рта текла кровь.

Дэйвнэ стоял, ожидая, хотя сейчас он вполне мог бы добить противника.

— Мне знаком твой стиль, парень, — проговорил тот. Безумная усмешка исчезла с его лица, и даже глаза, казалось, перестали косить, — теперь он более напоминал человека глубоко озадаченного, нежели сумасшедшего. — А ну-ка давай еще!

Дэйвнэ пожал плечами; мужчина вдруг отбросил палаш и снова прыгнул на него. На сей раз Дэйвнэ не удалось уйти; они упали на землю, обхватив друг друга, покатились по сочащейся болотной водой земле. Хватка у разбойника была почти медвежья; дважды Дэйвнэ почти удалось вырваться, чтобы вернуться к обычному бою, в котором только и были у него шансы победить, — но именно «почти». Воин, с которым он боролся, был подготовлен ничуть не хуже его самого, а весил вдвое больше. И Дэйвнэ в конце концов оказался лежащим носом к земле, с заломленными за спину руками и с разбойником, сидящим на нем верхом. Он подумал было о магии, но тут его неожиданно освободили.

Дэйвнэ поднялся на ноги, стер грязь с лица. Его победитель стоял рядом и почему-то радостно смеялся.

— Ну? — спросил Дэйвнэ, нахмурившись.

Мужчина оборвал смех, глянул серьезно и совсем уже осмысленно.

— Тебя учили драться друиды клана МакБайшкнэ, парень. Но еще четырнадцать зим назад этот клан вырезали сыны Морны. Кто ты такой?

Дэйвнэ пожал плечами: ему было все равно.

— Я — Дэйвнэ сын Кумала, последнего Вождя сынов Байшкнэ.

Воин напротив него замер, сначала растерянно, а потом все быстрее ощупывая мальчика глазами, — Дэйвнэ почти физически чувствовал его взгляд.

— Я.… — голос воина предательски дрогнул. — Я — Фиакул МакКон, друг Кумала, последний воин клана Байшкнэ. То есть… уже не последний.

Торжественно и степенно он опустился на одно колено, преклонил голову.

— Приветствую тебя, мой Вождь!

4

Лейнстер, верховья реки Боанн

осеннее Равноденствие года 1464 от падения Трои

Шел дождь. Звук его был сер, как были серы стены убогой избушки, как были серы запахи старых, плохо выделанных шкур. Как душа у Дэйвнэ.

— Мясо почти готово, мой Вождь, — сказал мужчина, тыкая ножом подвешенную над огнем тушку молочного еще лесного подсвинка.

— Я же просил: не называй меня Вождем, Фиакул. Нет больше рода Байшкнэ, нет и Вождя.

Мужчина взревел, обнажая крупные желтые зубы; с размаху ударил кулаком в стену, — избушка дрогнула.

— Ты, маленькое дерьмо! Клан жив, пока есть хотя бы один мужчина, пока есть кому поднять копье и сказать: «Я — Вождь!» Ты видел, как умирают настоящие люди? Все мои братья, все мои друзья — и твой отец среди них! — умерли, чтобы ты жил, чтобы жил клан Байшкнэ. И ты думаешь, я теперь позволю тебе пускать сопли, да еще буду поглаживать тебя по головке?

— Я видел… как умирают люди, — прошептал Дэйвнэ.

Фиакул вдруг расслабился, опустил, разжав кулаки, руки. Шагнул к Дэйвнэ.

— Тебе досталось, да, парень? — голос его нельзя было назвать ласковым, как не бывает ласковым рык медведя, но Дэйвнэ почувствовал в нем искреннее сочувствие и.… понимание.

Дэйвнэ промолчал.