Тропа предела

Здесь же, у Лох Ринки, Дэйвнэ познакомился с подростками деревни Кайрида, проводившими свое время на берегу в купании, драках и упражнениях в беге и прыжках. Как то всегда бывает в мальчишечьих компаниях, новопришедшему пришлось выдержать целый ряд поединков за право считаться полноценным приятелем — а это многое значит в сообществах подростков, и напоминает право полноценного воина в сообществах взрослых мужчин. Но эти поединки были для Дэйвнэ не страшнее, чем задача сложить поэму о каком-либо древнем герое или короле; именно на них получил Дэйвнэ первые уроки жизни в обществе многих людей, наблюдая ненависть побежденных вожаков — бывших вожаков! — и завистливое уважение прочих ребят. Простой своей манерой обращения и искренним желанием дружить с каждым, кто хочет того же — неважно, силен он или слаб — заслужил Дэйвнэ приязнь многих из тех, кого побил, — многих, но не всех.

Здесь же, на берегах Лох Ринки, впервые почувствовал Дэйвнэ сладко-горький вкус власти — власти по праву сильнейшего. Нет, не было в этом чувстве ни привкуса вседозволенности, ни удовольствия от сознания собственной силы; но нечто священное, магическое ощутил Дэйвнэ, когда первый раз увидел две дюжины обращенных к нему лиц подростков, ожидающих воли Старшего-в-Силе, его воли… воли Вождя…

Это было сладко и больно — первое столкновение с властью. Тогда все вместе пытались они ловить озерную рыбу неуклюжей самодельной сетью, сплетенной недельными совместными усилиями. И был момент, когда Дэйвнэ понял, что он — истинно, то не было неправдой или самообманом! — когда Дэйвнэ понял, что если он не скажет мальчишкам, как заводить сеть, рыба мимо сети уйдет из заливчика, который они пытались перегородить. И тогда он сказал. И случилось что-то, и все подчинились его слову…

А потом он долго плакал в зарослях камышей, еще не понимая умом, но чувствуя: власть — это одиночество, это страшная магия, дарующая могущество, но взамен ставящая Властителя очень далеко от прочих людей…

…Кайрид нашел его в зарослях, когда солнце было уже на закате, и — быть может, заявила о себе мудрость, взрощенная в нем Школой Бардов, а может быть, это дала о себе знать природная чуткость его души, — Кайрид просто сел в болотную грязь рядом с Дэйвнэ, и обнял друга за плечи.

И Дэйвнэ — сильный, ловкий, знающий Дэйвнэ — не счел для себя унижением ткнуться носом в плечо друга и тихо-тихо сказать ему:

— О Кайрид, мне страшно. Не уходи от меня сегодня, иначе жуткой будет для меня эта ночь понимания…

4

Лейнстер, озеро Лох Ринки

середина лета года 1464 от падения Трои

Там же, на берегах Лох Ринки, впервые столкнулся Дэйвнэ с тем, о чем раньше лишь смутно подозревал по рассказам наставниц, а потом, на озере, — и по не всегда пристойным историям, поведанным деревенскими мальчишками.

Однажды убежал он от навязчивого общества подростков, признавших уже его своим полноправным вождем, и сидел, опершись спиной о ствол поваленного дерева, в рябиновой роще на высоком береговом холме. Вдруг где-то сзади, в лесу, чуть иначе, чем то положено естественным лесным порядком вещей, хрустнула ветка. Верный охотничьим привычкам, Дэйвнэ бесшумно скользнул за ствол, оставив себе возможность практически незаметно выглядывать сквозь сплетение полузасохших ветвей. И вот — колыхнулись ветви ближайших рябин, и Дэйвнэ… увидел девушку.

Было ли это новостью для него? Нет. Ему доводилось уже — пусть лишь издалека — видеть молодых женщин и девиц; он лишь смеялся, думая о том, что некогда были такими же — дурашливыми и смешливыми — Бовалл и Лиа Луахрэ. Было ли это для него потрясением? Да…

…Она чуть наклонилась, проходя под тяжелой древесной ветвью, и солнечный свет упал на ее ключицу, полускрытую воротом одежды. Дэйвнэ вспыхнул изнутри; ему тотчас захотелось зажмуриться — столь сильным было ощущение, но что- то гораздо более могучее заставило его смотреть, не отрываясь, широко раскрытыми глазами на это нежданное чудо. Завиток волос у виска, бархатно отсвечивающая кожа шеи, упругость обтянутой тонкой рубахой груди, руки, обнаженные от локтей… Дэйвнэ стиснул какой-то сук, не понимая, что с ним происходит; судорожно вздохнул…

Девушка замерла и резко — взметнулись золотистые волосы — обернулась в его сторону, услышав вздох, вырвавшийся из стесненной груди Дэйвнэ.

— Ты кто? — она отпрянула, ударившись спиной о ствол рябины.

Заливаясь краской и чувствуя себя страшным преступником, Дэйвнэ поднялся из-за упавшего дерева. Совсем пусто было в его голове, только мелькнула где-то на задворках сознания мысль: слава богам, что он не поленился надеть штаны, уходя с озера на холм, в лес…

— Я — Дэйвнэ, сын Кумала… — сказал он, и собственный голос показался ему вдруг неожиданно — по-мальчишечьи — тонким.