Тропа Селим-хана

— Поверь, я не нахожу себе места, — проговорил Мерриуотер равнодушно. — Бедняга Дарси! До скорой встречи, старина.

«Врешь, Уотер, — сказал себе Бирс, выходя на площадку лестницы. — Тебе наплевать на Сайласа. Что бы ни случилось с любым из нас, тебе безразлично. Холодная ты водица[1], Мерриуотер! И ты, конечно, скрываешь от меня что-то. Ладно, завтра я выжму из тебя».

Ждать до завтра Бирсу, однако, не пришлось: Мерриуотер вскоре вызвал его опять.

— Есть новости! — объявил он.

— Насчет Сайласа?

Мерриуотер подался вперед, оттопырил толстые губы, точно собирался засвистеть, и улыбнулся. Ничего хорошего не сулила такая улыбка Мерриуотера.

— Нет, старина. Насчет тебя.

— Я весь внимание, шеф.

— Есть шансы отличиться, Бирс. Очень солидные шансы. — Мерриуотер, скрипя стулом, разглядывал майора. — Это тебя обрадует, держу пари.

— Весьма возможно.

«Выкладывай! Нечего пялить глаза», — добавил Бирс про себя.

— Ты своими руками раскопаешь все. Я советовался с боссами, Бирс. Все крайне обеспокоены инцидентом, а понять по каблограммам ничего нельзя. Ты друг Дарси и ты работал с ним… Мнение у всех такое, что ты самый подходящий человек.

Ехать в Турцию! Бирсу представился Карашехир, убогий городишко у русской границы, пыльный, скучный, погружающийся с десяти часов вечера в темноту, так как в это время замирает керосиновый движок. Бирс вспомнил клопов в номере гостиницы, закусочную, пропахшую курдючным салом, неподвижный, как музейный экспонат, фаэтон на углу: дремлющий кучер, порванная обивка экипажа, тощая лошаденка…

— Я готов, полковник. Это командировка или назначение?

— Разумеется, командировка. Сколько тебе осталось до отставки? Не больше года, верно?

«Да, не больше. И задерживать меня он не станет, — сказал себе Бирс. — Кто я? Интеллигент, лишенный слепого благоговения перед начальством. Такие не делают карьеру теперь. Сейчас я понадобился только потому, что я — друг Дарси».

— Инцидент сильно задел кое-кого наверху, — сказал Мерриуотер медленно. — Признаться, я даже не предполагал такого…

«Еще бы! — подумал Бирс. — Где тебе! Погиб человек — экая важность для тебя! Впрочем, боссы наверху, вероятно, только сегодня услышали имя Сайласа Дарси, уже после его смерти. Они-то отчего волнуются? Опять „холодная водица“ не договаривает…»

— Кого именно задело? — спросил Бирс.

— Ван Дорна.

— А какое Ван Дорн имел отношение к Дарси? Дарси не танцовщица и не баптистский проповедник!

Не будь командировки, Бирс не стал бы спрашивать. И не стал бы, может быть, говорить в таком тоне о Ван Дорне, могучем Ван Дорне, который вкладывает свои деньги не только в реактивные самолеты, но и в баптистские молельни, и в ночные ревю сомнительной репутации. О Ван Дорне, влияющем каким-то таинственным образом и на Мерриуотера и на его, Бирса, судьбу. Уж если ему выпала миссия успокоить Ван Дорна, то он обязан знать все. Все карты на стол!

— Ты что, вчера родился, старина! — воскликнул Мерриуотер, расставшись, наконец, со своей обычной флегмой. — Ван Дорн… Он член государственной комиссии, ведающей…

— Да, да! — прервал Бирс.

— С левой ноги ты встал сегодня, Бирс. Хочешь, чтобы мы послали другого?

— Нет, — сказал Бирс. — Я просто не желаю есть с завязанными глазами.

— Повторяю: в каблограммах сплошной туман. Я бы не стал играть с тобой в прятки.

«Врешь! — подумал Бирс. — Ты этим как раз и занимаешься. Ну, ладно. Ради Сайласа, — повторил он мысленно. — Ради Сайласа…»

— О'кэй, — бросил он.

При чем тут, однако, Ван Дорн? Впрочем, удивляться нечего… Да, он член комиссии. Но главное не в этом, — у него миллионы. Миллионы, которые значат больше, чем любая должность, любое звание. Не трудно командовать, имея миллионы… Чертовски любопытно, что же связывало Ван Дорна и Дарси. Верно, какое-нибудь очень щекотливое дельце. Такое дельце, которое не обсуждают в комиссиях, не проводят через парламент. Дельце для немногих посвященных… Ладно, на месте все разъяснится.

— Одно условие, Бирс, — голос Мерриуотера стал жестким, — высочайшая секретность. Самоубийство офицера на границе, под носом у русских, да еще с его полномочиями, — скандал, крупный скандал, майор Бирс. — Что бы там ни всплыло, ничто не должно просочиться.

А что может просочиться? Не пустяк — раз задело Ван Дорна. Но из Мерриуотера больше ничего не вытянуть. «Холодная водица», к тому же и мутная.

— Я говорю, майор, — с достоинством сказал Мерриуотер, — коренные англосаксы покрепче. Галльская кровь — она жидковата. Нет, куда ей против нашей! К твоему сведению: дед Сайласа писал свою фамилию с апострофом — д'Арси. Французы — хрупкий народец.

— Когда выезжать, полковник?

— Сегодня.

— Так скоро! — Бирс рассчитывал, что ему дадут хотя бы день на сборы.

— Хотите проститься с женой? Позвоните ей, сочините что-нибудь. Для вас готов самолет. — Мерриуотер кинул взгляд на бумажку, которую прикрывал рукавом. — Самолет стартует через час.

В закрытой машине на пути к аэродрому и в полете над равниной облаков Бирс думал о погибшем. Жидкая кровь? Чушь, несусветная чушь!