Тропами горного Черноморья

Весной 1939 года в газетах промелькнула заметка о гибели трех альпинистов. Студенты в дни зимних каникул пересекали наш заповедник. Заблудившись в пути, трое погибли от мороза и голода, а четвертый, самый юный из них, Гриша Шабсин, дополз до Пслухской караулки и спасся.

Встречаюсь с вернувшимся в Москву Гришей и выслушиваю страшную повесть о гибели его спутников - старшекурсников, опытных туристов, спортсменов-богатырей...

Путешественников подвел хитрый рельеф Псеашхинской долины с ее перехватами. Туристы успешно преодолели на лыжах весь главный маршрут прошли и Аспидный, и жуткую в зимнее время лавинную щель Уруштена, и Холодный лагерь. Они могли уже считать себя победителями, но не знали одного: запрета сворачивать в долины Дзитаку и Пслуха. Об этом им не сказал ни один консультант при отправке в поход.

По рассказу Гриши воссоздаю шаг за шагом цепочку их злоключений. Одна ошибка - свернули в безвыходную Озерную долину Дзитаку, к первому по ходу и ложно заманчивому низкому перевалу через главный водораздел. Измучились при безнадежных поисках спуска. Здесь их присыпало лавиной. Уцелели, но потратили уйму сил и времени на самооткапывание. Деморализованные неудачей, вернулись к Уруштену, прошли перевал Псеашхо. Увидев долину Пслуха, поняли, что это южный склон. Но ведь им никто не сказал, что надо идти к Бзерпи и переваливать к Псекохо гораздо левее Бзерпинского карниза, зимой, конечно, неприступного.

Студенты свернули по Пслуху - по ущелью с кручами и завалами, их еще не раз засыпали небольшие лавины. Остатками пищи старшие подкармливали юного друга - первокурсника. Гриша с содроганием вспоминает, как все они бредили теплом и едой. Начались коллективные галлюцинации - мерещился старичок наблюдатель, бравшийся вывести их к жилью, а выводивший к обрывам и исчезавший. Один за другим отставали коченевшие спутники. Гриша полз в одиночку. В нескольких сотнях метров от караулки его облаяла собака. Умный пес побежал за помощью и привел к замерзавшему юноше взволнованного наблюдателя. Тот бросился к остальным - люди находились всего в двух-трех километрах от кордона, но были уже мертвы.

В дни экзаменов выступаю в суде в роли эксперта-краеведа. Бюрократы, пославшие людей на верную смерть, в неподготовленные рекордистские походы, старались валить вину на самих погибших. Они утверждали, что ни в каких консультациях лыжники не нуждались, и вообще - подумаешь, погибать на высоте одна-две тысячи метров, когда альпинисты лазят по шеститьтсячникам и то остаются живы...

Громкий процесс "О гибели трех альпинистов" показал недопустимость легкомысленного отношения к природе, вредность слепой погони за однобокими спортивно-туристскими достижениями. Ведь трудности природы всюду свои, и только разумная краеведческая основа, географическое изучение маршрутов помогут безаварийно ставить рекорды и преодолевать труднейшие трассы в любые сезоны.

Экспертиза в суде - это был тоже своего рода государственный экзамен практической полезности краеведческих знаний.

Университет окончен, впереди необъятная жизнь - мы уверенно глядим на ее безбрежные дали, словно смотрим на целый мир со своих вершин над Красной Поляной.

Если б мне когда-то сказали, Как доступны быть могут дали, Что ступнями, сердцем измерил, Я б, наверное, не поверил...

ДАЛЕКО ОТ ПОЛЯНЫ

Жизнь покатилась быстро и по совсем неожиданным путям. Мне поручили преподавание географии в университете. Но какой! Географии зарубежных стран, стран, в которых я еще не бывал и о которых располагал лишь заочными, книжными представлениями.

Неожиданно и тут большую помощь оказали краснополянские горы. Они и при познавании остального мира служили эталоном для сравнений, облегчали запоминание цифр л фактов.

Размеры ли территории - "как заповедник", характер ли растительности "высотная зональность Лазистана в Турции аналогична краснополянской", а в других местах - "смещена на столько-то метров вверх". Высота знаменитой поэтической горы Парнас в Греции - 2459 метров - это почти метр в метр навсегда памятная высота Аибги.

Буковые леса краснополянских гор - можно ли забыть эти пепельно-серые колоннады? Теперь столь же реальными для меня становились сходные леса Карпат и Японии, Чили и Новой Зеландии.

Весь мир, рассматриваемый через "краснополянский бинокль", приближался, делался ощутимым.

Я утонул в иностранной литературе, ломясь со словарем через сложные тексты, подчас на едва знакомых языках. А иногда среди моря иноязычных книг вдруг обнаруживался источник с русским текстом. Как приятно было при изучении Южных Анд и Огненной Земли встретиться с сочинениями, написанными об этих странах нашим горноколхидским Альбовым!

Оказалось, что можно даже заочно, и не посещая многих стран, понять, запомнить и зрительно представлять себе существенные черты их облика.

А шел как раз 1939 год. Над миром нависла война. Прозвучали первые выстрелы фашистов в Польше. О зарубежных поездках географу нечего было и думать. В таких условиях "заочное страноведение" становилось важным, нужным делом.