Тропами карибу

Энди сбросил нам посылку 26 сентября – по ветру, так что прибавилось и скорости, и крошева. День был серый, сквозь туман смутно белели подножья гор. Вновь и вновь Энди сбавлял скорость, пролетая мимо края горы, явно озадаченный нашим сообщением. Наконец он улетел. Понял ли он нас? Если понял, то надо готовиться.

Предстояло принять тяжелое решение – тяжелое в любом случае: взять волков с собой домой, в Колорадо, или убить их? Третьего выхода не было.

Оставь мы их в тундре, они умерли бы голодной смертью. Молодых волков надо учить. У волка, как и у пумы, другого крупного хищника Американского континента, долгое детство. Родители остаются с молодым волком примерно около года (пума со своими детенышами – два года). Наши пятеро волков, хоть и вымахали здоровенными зверюгами, все же в сущности оставались младенцами.

Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из них не летел кувырком, несясь сломя голову.

У них не было родителей, которые учили бы их, на кого охотиться, где и когда. Они все еще боялись крупных животных – их обычную добычу зимой, хотя, будь при них родители, они, несомненно, помогали бы взрослым на охоте. Да здесь уже и не осталось крупных животных, на которых можно было охотиться.

Олени ушли через хребет на юг, к местам зимовий. Лишь считанные одиночки блуждали темными тенями по занесенному снегом арктическому побережью далеко отсюда.

Каков был «правильный» выход из ситуации, «неправильной» с самого начала – с того момента, когда волчат выкрали из норы?

– В тот день, когда я отнял их у родителей, я взял на себя ответственность за них, – тихо сказал Крис.

Одно было для нас невозможно – предать их в открытую. Я думала, в своем невежестве не подозревая о невосприимчивости животных к наркотикам, что смогу усыпить их с помощью секонала и морфия, который предназначался для Курка и Леди на мысе Барроу, а затем Крис пристрелит их.

Когда Крис решал взять волков с собой, я испытывала радость и облегчение. Когда Крис говорил: «Лучше убить их», я опять испытывала облегчение, но уже по другой причине. Намерение взять волков с собой Крис высказал впервые еще в июле, но как это сделать, когда видишь, что дневная прогулка, свобода составляют для волчат весь смысл их существования?

Это была печальная проблема. Она не давала нам покоя ни днем, ни ночью.

Взять волчат домой было непросто. Невыносима была сама мысль о том, что, пока Крис в одиночку будет строить надежный загон, вольнолюбивых зверей придется держать на цепи. Загон будет стоить нам огромных трудов и денег, а им даст так мало. Мое сердце разрывалось на части, когда я представляла себе волков, сидящих на цепи.

– Ладно, – угрюмо сказал Крис. – Ты первая пристрелишь Алатну.

Произошел спокойный, короткий разговор с глазу на глаз с судьбой один из тех разговоров, когда задается вопрос (причем словно вовсе и не тобой) и На него дается ответ. Хочешь ли ты этого – взять волков домой?

«Да», – ответила я, зная, хотя и не в силах предвидеть, чего это мне может стоить душевно. Одной из статей счета, притом наименее важной, было то, что на несколько лет мы с Крисом лишились возможности одновременно отлучаться из дому на ночь.

Каждый день или два Крис измерял толщину льда и исправлял надпись на краю горы: «Лед 7». «Лед 11». Для безопасной посадки «Норсмана» необходимо, чтобы лед был не меньше восемнадцати дюймов толщиной.

Десятого Энди не прилетел. Должно быть, он не сумел разобрать надпись.

Тем не менее каждый раз после еды я делала приготовления с учетом двух возможностей: либо мне снова придется стать к плите, либо я навсегда улечу отсюда. Я тщательно очищала сковородку и печку от соленого жира, чтобы они не заржавели. Вместе с другими вещами мы оставляли их братьям Ахгук, которые должны были прийти за своими санями после того, как ляжет глубокий снег.

Что касается барака, то Энди просил оставить его как есть, с жизненно необходимыми припасами, в качестве единственного на сотни миль убежища в случае аварии.

Прилетит ли он пятнадцатого, как было условлено до ледостава? Теперь меня постоянно томило какое-то печально волнующее чувство. И невыносимые воспоминания о картинах, которые мы должны были заснять, но не засняли. О тех, что снимал Крис, я, грешным делом, и не думала.

Одна такая картина, которую я хотела бы заснять, увиделась мне как-то днем в нагорной тундре. Она символизировала нашу жизнь в Арктике. Но что особенного тут было? Ледяное солнце низко на юге; просторная рыжевато-коричневая тундра; Крис в своей старой серой меховой куртке с капюшоном, опоясанный брезентовыми ремнями кассетодержа – теля, отрубающий куски мяса от замерзшей красной туши оленя, загнанного волками; серые волки, прохаживающиеся вокруг или лежащие с мясом, которое он им бросал. Сбоку кинокамера на треноге, уставившая в небо свое черное рыльце. И повсюду окрест – суровые снежные горы.

Было и такое утро. Вокруг затянутого дымкой солнца стоял ореол.