Причиной шума была куропатка. На следующие два часа она избрала верхушку палатки своей резиденцией. Сидела она тихо, время от времени издавая низкий, чуть слышный звук кофейной мельницы – какое-то слабое урчанье, и опять – таки время от времени с глухим стуком сбрасывала на тугой брезент очередную порцию катышков. Потом, шумно трепыхая крыльями и пустив «кофемолку» на полную мощность, она куда-то улетала, чтобы через десять пятнадцать минут вернуться с тем же самым звуком. Мое непрестанное ворочанье с боку на бок в палатке нимало не тревожило ее, разве что лишний раз извлекало из «кофемолки» низкое ворчанье.
Спать мне не хотелось. Да и что может быть приятнее и заманчивее этого неяркого, низкого солнечного света, жизнерадостно озаряющего палатку?
Повсюду вокруг кипела жизнь. То был момент затишья между двумя сменяющимися циклами. Зима осталась позади. Через день-два нам предстоит начать самое трудное за всю мою жизнь путешествие с ношей за плечами – путешествие, на мой взгляд, довольно рискованное.
В такие минуты невозможно не размышлять – не о девственной природе, а о том, что ее уничтожит, – о цивилизации. В наши дни любовь и отчаяние разрывают сердце каждого, кто без иллюзий посещает нетронутые человеком места. Времена беспечной любви к нашей планете прошли безвозвратно.
Тундра была первым исконно диким краем, в который мне довелось попасть.
Мы провели в диких краях всю нашу совместную жизнь, сперва в горах Олимпик в штате Вашингтон, затем в Скалистых горах в Колорадо. Но те дикие края были пленниками, а этот – свободен. Свободный дикий край дает ощущение свободы, это кажется очевидным, но не все отдают себе в этом отчет. Я еще не осознавала этой свободы, хотя уже ощущала ее. Это глубочайшее переживание, совершенно отличное от всего, что приходится испытывать в цивилизованном мире; нужно время, чтобы оно овладело вами. Ведь и голодающий ребенок не становится пышущим здоровяком сразу же после одного сытного обеда.
Для исконно дикого края характерны отдаленность и наличие диких животных в изначально установившемся количестве и богатстве форм.
Отдаленность не имитируется с помощью дешевых материалов, а без животных дикий край, всего лишь пейзаж.
По-видимому, сейчас, как никогда, приобретают значение два фактора: наша способность уничтожать первобытное окружение и наша любовь к нему.
Возможно, оба эти фактора перекроются способностью человека покинуть Землю, и тогда решение проблемы будет перенесено на другие планеты. Вот тема любви и смерти, перед которой бледнеет тема любви – смерти «Тристана и Изольды».
Мы с Крисом оказались приспособленными – физически и психологически к жизни в дикой местности. Крис имел для этого все данные. Он интересовался новыми краями и новыми животными. Он имел прирожденную способность ориентировки в бездорожных глухих местах и любил осваивать их. Он был необыкновенно умен и изобретателен.
Но главное, на мой взгляд, это его неимоверно кипучая натура. Он не гнушался тяжелой работой и получал удовольствие от всего, что бы ни делал.
Для меня после тихих лет преподавания в университете, предшествовавших нашей женитьбе, это было сущим сюрпризом. Не проходило дня, чтобы мы не смеялись до судорог над какой-нибудь чепухой. По утрам, пробуждаясь, он начинал балагурить сквозь сон еще до того, как продерет глаза. Это было поразительно.
Наутро после того незабываемого вечера, доев свою последнюю оладью и с сожалением облизнувшись, Крис встал и принялся рьяно наживлять гвозди, на которых должна была держаться брезентовая крыша веранды. Потом спросил, не возражаю ли я, если он начнет ставить крышу. Я не возражала. Улыбаясь про себя, я продолжала сидеть и есть оладьи, а он стучал молотком. Вещи плясали на своих местах, шуршащий, как бумага, брезент падал мне на спину.
Поставив крышу, он сел, улыбнулся на свою работу и съел одну из моих оладий. Потом просунул руки в ремни рюкзака и без всякого предисловия сказал:
– Хочу пройтись через озеро вон к тому каменистому бугру, – похоже, там нора суслика. Ну а потом назад, вдоль вот этой гряды на юго-востоке, и обратно к палатке. Долго не задержусь.
Это означало, что он проходит часов до двух, до трех, но никак не до пяти или до семи. Он быстро поцеловал меня и быстро пошел.
Ставить друг друга в известность о своих планах не лишняя в диких местах предосторожность, хотя зачастую ушедший возвращается не с условленной, а с противоположной стороны. На этот раз Крис вернулся, как обещал; день показался мне теплее и не таким угрожающе насупленным, когда я увидела, что он возвращается.
Он действительно нашел сусликов. Территориальные и брачные бои, по-видимому, у них уже прошли, но пятнистые шкурки самцов были все еще покрыты болячками – следами ран, полученных в яростных весенних стычках.
29 мая случилось нечто удивительное: не показалось ни одного оленя. До этого они каждый день проходили мимо нас в различных направлениях, как будто где – то в здешних местах был конечный пункт миграционного маршрута самого западного в Арктике стада этих животных.