Тропами карибу

Но я – то знала, как неспокойно у него на душе, и всячески шевелила мозгами, чтобы помочь ему. Вкратце я перебрала все возможности.

– Самки и новорожденные могли еще не дойти до нас.

Или, может, они уже идут к нам. Или проходят где – то мимо.

А может, малыши вообще еще не родились.

Крис засмеялся и поцеловал меня.

– Ты попала пальцем в небо. – И уже серьезно продол жал: – Вся беда в том, что не знаешь, как быть. Вот если бы прилетел сейчас самолет, облетел тундру, определил местонахождение самок и сбросил нам записку!

Почему мы не взяли раньше книгу и не выяснили все интересующие нас вопросы? Вообще – то мы читали одну книгу, читали ее как Библию, но она «не дошла» до нас. В прошлом году на пароходе, впервые направляясь на Аляску, мы прочли книгу доктора Адольфа Мюри «Волки горы Мак-Кинли». Но чтобы книга ожила для тебя, надо испытать все самому. Тогда каждый сообщаемый факт будет равносилен двадцати, всему «антуражу».

Прибыв на Аляску, мы залезли в самую глушь, и, когда выяснилось, что именно нужно знать, книг под рукой уже не оказалось. А нынешней весной, когда Крис экспромтом решил попытать счастья на оленях, мы так быстро напали на их след, что не имели ни времени, ни возможности порыться в книгах.

В диких местах человек лишен важнейшего орудия своей власти над природой, которое он для себя выковал и без которого трудно представить себе его жизнь, до такой степени человек от него зависит. Это орудие способность предвидеть. У нас его не было. Мы должны были решать, как быть, – уходить или оставаться – на основании того, что происходило перед нашими глазами.

Мы решили остаться. Крис сказал:

– Подождем с недельку олених. Если они не явятся, мы еще успеем пройти через горы и спуститься вниз по Кугуруроку, до того как Томми прилетит туда.

Оленята

Неделя ожидания была отмечена великими событиями в природе, но отнюдь не появлением оленят. Миграция близилась к концу. По оценке Криса, мимо нас прошло тысяч двенадцать оленей, преимущественно самцы с бархатистыми рогами.

Теперь в мире тундры владычил Великий свет. Птицы спали при солнечном свете, когда он лился с севера, низкий и золотой. Снег исчез, – возможно, многие и не подозревают, что в Арктике он летом сходит. Далеко на юге, в умеренном поясе, горы Аляски все лето лежат под снегом и льдом. Здесь же, в суровой Арктике, неглубокий снег быстро тает под лучами незаходящего солнца.

Мои глаза устали от однообразия. Я тосковала по мягкой тьме и звездам умеренного пояса. Человек здесь никогда не пошлет приветственный клич бледному рассветному небу, раздающемуся вширь высоко над горами. Какая здесь может родиться поэзия? Во всяком случае, не романтическая. Разве что-либо величественно – далекое от наивной игры в таинственность. Здесь, под незаходящим солнцем, чувствуешь стремительно бьющийся пульс самой жизни.

Ветер немилосердно рвал палатку. Она все время дрожала и тряслась, хотя растяжки удерживали ее за все петли, включая те, что были вделаны в тесьму, пришитую посередине. Было жутко оставаться одной в лагере, когда налетал шквал и озеро покрывалось белыми барашками, а Крис отсутствовал и некому было поглубже загнать в землю железные костыли, потуже натянуть веревки и укрепить остов веранды.

Однажды вечером он вернулся со съемки в предгорье, где было потише, и, как мне показалось, был немало удивлен буйством ветра здесь, внизу. Однако, поужинав, он лег спать и мгновенно заснул. Я, признаться, ждала, что он полежит немного не засыпая, чтобы убедиться, насколько прочно сделано наше жилище. Не тут – то было. Несмотря на все толчки, тычки и швырки ветра, от которых палатка ходила ходуном, он спал. «Раз так, должно быть, все в порядке», – подумала я и тоже заснула. Испугалась я лишь задним числом, поутру, когда он сказал:

– Похоже, мы любую минуту могли оказаться среди тундры без крыши над головой.

В ночь на Иванов день, перед самой полночью, нас разбудили яростные порывы ветра. Под его резкими, сильными ударами палатка трепыхалась, как полевка в зубах росомахи. Небо было сплошь затянуто свинцовыми тучами, лишь низко на севере виднелось окно, в которое лился золотистый свет. (Ночное солнце имеет более теплый оттенок, чем дневное.)

С безрассудной решимостью, презрев всякое нормирование, я приготовила кварту сухого молока – оно было у нас уже на исходе, – и мы торжественно отметили день летнего солнцестояния.

– Полночный сумрак в Фэрбенксе куда таинственнее здешнего полночного солнца. Тут это просто солнечный свет.

Совсем как часов в пять вечера солнечным июньским днем в горах Олимпик, – заметил Крис.

В течение всего Иванова дня дул шквальный ветер. Веранда тряслась.

Палатка приплясывала на месте. Растяжки были туго натянуты. Какая – то береговая птица мяукала назойливо и отрывисто, как испуганный котенок, заглушая крики уток. В тундре было шумно и оживленно.