Тропами карибу

У диких северных оленей карибу пастухов нет. А может быть, есть? Разве таким уж беспричинным было смятение этих непонятных нам душ, охвативший их порыв? Ведь копытные только тогда собираются в огромные стада, когда их что-то гонит.

Олени, проходившие перед нами, были частью одного из последних, сохранившихся поныне больших стад Аляски. Об остальных позаботились ружья, огонь и доброта. История карибу — это история их уничтожения.

Когда белые пришли на Аляску, здесь насчитывалось один или два миллиона оленей. Для каждого дикого животного существует критическое время года зима. Но в те времена олени прекрасно переносили зиму; их поголовье из года в год росло, так как они располагали превосходными зимними пастбищами необъятными просторами еловой тайги, выстланной лишайником, их излюбленным зимним кормом. Когда олень разгребал копытом снег, лишь один удар из десяти не приносил ему питательного клочка лишайника. (Я уже упоминала, что название «карибу» означает по-алгонкински «разгребатель».)

Белые уничтожали карибу тремя способами. Во-первых, резней, самой обыкновенной резней, какую учиняет человек, встречаясь с новым диким животным. Убивали и белые, и эскимосы, обзаведшиеся оружием белого человека.

Во— вторых — что еще хуже — с помощью огня. Лесные пожары на Аляске были грандиозны. Во время золотой лихорадки орды безрассудных старателей варварски рубили и жгли лес. Трапперы и золотоискатели продолжали пожоги. На протяжении полувека на Аляске ежегодно сгорало от одного до пяти миллионов акров девственного или вторично выросшего после пожара леса. Восемьдесят процентов первобытных массивов серебристой ели было уничтожено. Вместе с елью погибла и подстилка из лишайника — естественное зимнее пастбище оленей.

Наконец, к истреблению оленей приложили руки «хищники» — китобои и всяческие доброхоты. Китобои охотились — и были готовы охотиться до полного уничтожения — на китов и моржей, составлявших основу существования эскимосов. Чтобы прокормиться зимой и летом, матросы били животных, обитающих на суше, — оленей и овцебыков. Надо полагать, это было самое губительное нашествие из всех, каким подвергалась Арктика за период, предшествовавший очередному чудовищному вторжению, связанному со строительством военной системы дальнего обнаружения (эта система существовала пока только на бумаге). Сотни эскимосов голодали и умирали от болезней, занесенных белым человеком.

А белые по доброте душевной ввозили на Аляску домашних оленей, чтобы эскимосам было что есть. В период между 1891 и 1902 годами к эскимосам было завезено на развод в общей сложности 1280 домашних оленей. К 1932 году это скромное поголовье переросло в громадное стадо, насчитывавшее около 650 000 голов. И тут произошло то, чего и следовало ожидать: олени опустошили зимние пастбища, стали голодать и численность их резко упала. К 1952 году на Аляске осталось всего лишь 26 735 домашних оленей. Старые богатые лишайниковые пастбища были истощены и пропали как для домашних, так и для диких оленей.

На побережье Берингова моря вообще случилось нечто поразительное.

Вероятно, лишайники там уже никогда больше не разрастутся, так как, вместо того чтобы стать пустыней, побережье покрылось сочным зеленым ковром камышей и кустарников. Лишайникам там уже негде зацепиться, и вся эта местность может служить лишь летним пастбищем.

К счастью, до хребта Брукса не дошли ни пожары, ни домашние олени.

Настоящая тундра не горит.

Наутро нам не пришлось выйти в обратный путь. Проснувшись, мы увидели у себя под носом сотни четыре оленей. Более сотни их лежало между нашей палаткой и горами, а с востока набегала очередная волна.

Весь день мы пробыли в напряжении. Все наши мелкие заботы потонули в благоговейном трепете перед этим великим переселением. Крис заснял пробегавшего мимо песца. Сидя на пороге веранды, я с помощью фланелевых заплат возрождала наши шерстяные носки; у меня чудом нашлось с ярд лишней материи. «Наш» подорожник что-то клевал у моих ног. Крис вырезал из дерева катушку и обкорнал сеть для ловли хариусов; сеть прибыла к нам в посылке и оказалась слишком большой.

Однако причиной напряжения была неопределенность ситуации, в которой мы оказались. Создалась она волей стихийных, природных обстоятельств. Мы должны были принять решение, от которого зависела вся дальнейшая работа Криса, причем принять это решение лишь на основании того, что было у нас перед глазами. Крису хотелось снять новорожденных оленят, и тут вставал вопрос: последуют ли самки и оленята за самцами? Пристроились ли к миграции самцов те самки, что прошли в мае на запад, а потом снова на восток?

У нас было основание думать, что дело обстоит именно так. Вместе с самцами теперь проходило все больше «подростков» и годовалых оленят.

Естественно — по крайней мере для людей — было предположить, что матери последуют за малышами.

На следующее утро, проснувшись, Крис весело сказал:

— Похоже, пора вставать и гадать на кофейной гуще, как поведут себя олени.