Тропами карибу

Туманная дымка антропоморфности застилает наше сознание, подобно тому, как неощутимо для нас самих человечий запах обволакивает наше тело. И каждый из людей, вокруг которого расходится туман антропоморфности и который прозревает вокруг себя отличные от человека существа, — это новый отважный Кортес, и ему дано подлинное счастье прозреть новые миры.

По чистой случайности я наткнулась на еще одно средство общения с волками. Они испытывали своеобразное затруднение, и я всячески пыталась помочь им. Дело в том, что в ванигане они нередко чувствовали себя напряженно: Их головы были настороженно приподняты, глаза беспокойно блестели. «Дикость» предписывала им прислушиваться к малейшему звуку. В естественном окружении треск ветки может означать смертельную опасность. Кто знает, к чему может привести шорох веника или дребезжанье посуды?

С наивной верой в слова я пыталась действовать заклинаниями. Потом, уже полностью отчаявшись, наткнулась на то, что надо. Я зевнула и потянулась, сладко вздохнула. Настороженный блеск в глазах волков потух, они спокойно опустили головы на пол. Я рассказала об этом Крису, и отныне можно было только улыбаться, глядя, как мы сладко покряхтываем и вздыхаем во время работы.

А однажды, когда я опять осталась наедине с Курком, мне открылось еще одно средство общения, тонкое и выразительное; оно произвело на меня наиболее глубокое впечатление из всего, что мне уже довелось узнать в этой области.

Дело было так. Волк молча лежал у двери и, подняв голову, с чисто волчьей внимательностью разглядывал то одно, то другое: полки, свисающую с потолка лампочку, меня, сидящую на кровати. И тут, словно меня что подтолкнуло, я нарочно вытянула и расправила пальцы. Увидев это, Курок тоже расправил свои длинные «пальцы» — чуть— чуть, едва заметным намеком на движение. Волк проникся моим настроением!

Однажды, прошло уже две недели с того дня, как Леди побывала в капкане, Крис привязал ее на воле и на минуту задержался у двери, наблюдая, затем быстро позвал меня. Я выбежала на порог. Леди играла — бегала и возилась с Курком и Брауни! Ее затяжной шок благополучно разрешился.

Но ее еще что-то тревожило. Каждое утро около восьми в дверь грохало, и в высоком дверном окне показывались ее мощные темные плечи. Плексиглас прогибался внутрь, и Крис бросался открывать дверь. В ваниган, стелясь по полу, влетала пушистая темная тень и забивалась под кровать; со двора за нею тянулась привязь. Иногда Леди вламывалась в окно прежде, чем Крис успевал открыть дверь. Чтобы она не поранилась, мы не стали вставлять новый кусок плексигласа, а склеили разбитое окно липучкой.

В конце концов Крис догадался, в чем дело. Леди ужасал вездеход, доставлявший эскимосов из поселка к месту работы. Его «глаза», казалось ей, шарят в темноте по снегу, отыскивая ее, как они шарили тогда, когда она стояла, скованная капканом.

— Леди не связывает эти «глаза» со своим спасением, — сказал Крис. — Спасение пришло лишь после того, как она шмыгнула в дверь и забилась под кровать, а уж это— то она проделала сама!

Зимовка на мысе Барроу

Словно в ревущем туннеле тьмы и работы летели наши дни. Чем теснее и неудобнее жилище, тем больше времени уходит на домашние дела. Это совершенно ясно, но нашим друзьям почему-то казалось, что, раз мы живем без удобств — скажем, без водопровода и канализации, — нам просто некуда девать время.

Немало времени уходило на то, чтобы получить воду, Крис выпиливал, как в каменоломне, снежные глыбы поодаль от ванигана, по одной приносил их домой и бросал в стоявший на плите гигантский алюминиевый котел, вмещавший две глыбы зараз. Таково было наше водоснабжение.

В ванигане по существу стоял холод, хотя плита ревела день и ночь.

Металлические болты в стене, ниже уровня стола, были всегда покрыты инеем.

Заиндевевшее окно около плиты вместе со стужей пропускало снег. Тесто, поставленное прямо на плиту, едва поднималось.

Для меня ужасы Арктики олицетворялись именно этой плитой. Как уже говорилось, она была на форсированной тяге, и ее рев, не смолкавший ни днем, ни ночью, забивал мне уши. Крис и слышать не хотел о передышке, чтобы побыть в тишине хотя бы полчаса. «Нет, Лоис, все замерзнет — картошка, яйца, твои чернила». И порой овощи, доставленные по воздуху из Фэрбенкса, действительно замерзали на коротком пути от самолета к ванигану, пока Крис вез их на самодельных салазках.

«На что у вас уходит время?» — спросил нас в письме кто-то из друзей.

Я хотела ответить ему, и свободные промежутки времени, получившиеся у меня на бумаге, озадачили меня. Ведь в действительности— то их не было! И вот в тот вечер я начала отмечать про себя, чем мы занимаемся.