Тропами северного оленя

Остается объяснить, при чем тут Север. А очень даже при чем! Достаточно пожить в кочевом чуме и посидеть у огня, запанибрата с тенями (тени в чуме переливаются, точно значения слов), чтобы понять — мы недалеко ушли от пещерных жителей. Достаточно пережить долгую полярную ночь с космической бездной над головой, чтобы голова эта наконец уразумела — неба нет.

Поэтому о Севере лучше всего писать на японской бумаге, впитывающей свет, насыщающей им текст. Западный глянец пускай остается фирменной бумагой всевозможного гламура. Ведь и писателю следует жить в тени своего текста, подобно северному охотнику, таящемуся во мраке, чтобы не быть замеченным жертвой. На свет летят лишь ночные мотыльки да топ-модели.

Сейчас мало кто хочет оставаться в тени. В тени ведь человека не видно, а кого не видно (например, на телеэкране), тот словно бы не существует вовсе. Поэтому все, кто может, тянутся к свету — желая «засветиться» (как говорят в России), то есть продемонстрировать себя! Хоть анонимной мордой из-за чужой спины на пятом плане выглянуть. Хоть ценой скандала на мгновение сделаться героем. Только бы свет вспышки вырвал из мрака.

Несколько дней назад я встретился со своим старым приятелем Рышардом С. Рысек изъездил полмира. Практиковал дзен в монастырях Японии, в Калифорнии писал портреты голливудских див. Познал эстетику Востока и Запада. Потягивая вино под зонтиком «Каси» (прежняя «Роксана») в Бискупине, мы болтали о тенях. В воздухе пахло салатом и сиренью. В какой-то момент С. поставил свою рюмку перед свечкой, а в ее тени — коробок спичек.

— Посмотри, оказавшись в тени, большей, чем ты сам, теряешь собственную тень.

Вроцлав, май 2007

Порывистый ветер

задул осень
— словно свечу.

Опавшие листья
догорают в снегу.