Тропик Змеев

Наутро (поужинав в одиночестве и рано отправившись спать накануне) мы с Натали обтерлись влажными губками, переоделись в чистое и отправились вниз на поиски мистера Уикера. Пытаясь следовать в направлении, которое полагали верным, мы оказались во дворе, полном дам, при виде нас немедленно умолкших.

Признаюсь: мы выглядели там потрясающе неуместно. Все остальные во дворе были эриганками, облаченными в накидки из узорчатого хлопка, даже на вид куда более удобные в такую погоду, чем наши корсеты и платья с длинным рукавом. Столь экзотические существа, как пара антиопеек, конечно же, не могли не привлечь внимания. Однако я чувствовала, что дело не только в этом: отныне мы вошли в воды не только межкультурные, но и политические. Мы были не просто иноземными гостьями – мы были, как мне подумалось ранее, новыми переменными в местной политике.

Вскоре стало очевидно, кто из них вправе давать оценку изменениям в местных политических вычислениях. На нас внимательно смотрела женщина, сидевшая на низком табурете в дальнем углу двора – она-то, судя по тому, как держались с ней окружающие, и была здесь главной. Черты ее были из тех, что Фадж Раванго описывал мне, как характерные для мебенье: низкий лоб и округлый подбородок, превращавший ее широкое лицо в почти правильный круг. Подобные лица кажутся дружелюбнее, чем более резкие и угловатые, но плотно сжатые губы и острый, внимательный взгляд подсказывали, что на физиогномику полагаться не стоит.

Повинуясь ее жесту, одна из женщин приблизилась к нам.

– Олори Деньу н’Кпама Валейим приглашает вас побеседовать, – сказала она по-йембийски.

Так я узнала, кто устроил нам западню. «Олори» – титул, который носят младшие жены оба, на ширландский его, пожалуй, можно перевести как «королева-консорт». Положением они ниже старшей жены (или «королевы»), имеющей титул «айяба». Я знала, что правящий оба имеет трех жен, но на этом мои познания и заканчивались. Разжиться информацией о них в Ширландии было нелегко: то немногое, что мне посчастливилось найти, касалось только королевы, Идови н’Гемо Тагви.

Чтобы узнать нечто большее, требовалось действовать. Мы с Натали двинулись к олори, пока она не подняла руку, веля нам остановиться перед нею, шагах в четырех. Она сидела под расшитым бисером балдахином, косы ее были перевиты золотом, под стать тяжкому бремени золотых украшений на запястьях и щиколотках.

Я склонилась перед ней в реверансе, как сделала бы перед королевой Ширландии, надеясь, что до меня здесь бывали другие антиопейки, либо олори самостоятельно узнает в поклоне жест почтения. Едва я и последовавшая моему примеру Натали успели подняться, женщина заговорила:

– Ты здесь одна?

– Нет, олори, – ответила я, надеясь, что не совершу ошибки, обратившись к ней согласно титулу. – Вот моя спутница, мисс Натали Оскотт. Кроме этого, нас сопровождает джентльмен по имени мистер Томас Уикер.

Судя по поджатым губам, мой ответ ее не впечатлил.

– Твое имя. Ты – Изабелла Кэмхерст.

– Да, олори.

Должно быть, мы служили темой для сплетен еще до прибытия.

– Женщины твоего народа принимают родовое имя мужа, так? Значит, этот человек тебе не муж. Ты приехала сюда одна.

Только теперь я поняла, о чем речь.

– Боюсь, мой муж мертв.

Она смерила меня взглядом – по-видимому, в поисках признаков траура или вдовства.

– И его брат не взял тебя в жены?

Вспомнив Мэттью, я едва не расхохоталась в голос.

– Это не в наших обычаях, олори.

Тут мне с запозданием вспомнилось, что в некоторых странах байтисты[4], поклоняющиеся Храму, до сих пор следуют этому обычаю – особенно те, у кого, вдобавок, принято многоженство, но я решила, что владею местным языком не настолько, чтобы заводить разговор на столь сложную тему. Да это было и неважно. В Ширландии такое не принято – этого было довольно.

– М-м-м…

Олори ничем не показала своего отношения к нашим обычаям. Полагаю, она была человеком насквозь политическим – из тех, что никогда не выказывают чувств, если только это не принесет выгоды. Мне она совсем не нравилась, но не скрываются ли за ее сдержанностью некие намерения, которых мне стоит опасаться, я понять не могла.

И тут она задала следующий вопрос, тот самый, который мне задавали десятки – нет, сотни раз в жизни, и неизменно с одним и тем же флёром легкого недоверия:

– Ты здесь ради… драконов?

– Да, – вопрос мог таить в себе все что угодно, но я даже не попыталась скрыть свой энтузиазм. – Мы – ученые… драконознатцы.

На моем йембийском это было ближе всего к ширландскому «натуралисты».

– Но что же здесь изучать? Драконы – не боги и не великие герои. И даже не домашний скот. И не пригодны для войны. Их не обучить ничему полезному. Вы – охотники?

– Боже правый, нет! – вырвалось у меня. – То есть… да, мы с мистером Уикером охотились на драконов. Точнее сказать, охотился он, а я только зарисовывала убитого зверя. Но мы не из тех охотников, о которых, я полагаю, идет речь. Мы не убиваем драконов ради развлечения или трофеев, олори. Мы хотим понять их – их природу, их поведение.