Тропиканка. Книга 1

— Возможно, — сухо отозвался Рамиру. — Жизнь дала мне больше, чем я заслуживал.

— А что ты думаешь обо мне? Я тоже получила больше того, на что смела рассчитывать? — многозначительно спросила Летисия.

— Ты получила от жизни то, что хотела, — мрачно отозвался Рамиру.

Он уже жалел, что пришел сюда, и этот двусмысленный разговор был ему в тягость. Почувствовав это, Летисия проговорила:

— Я слушаю тебя.

Отступать было некуда, и Рамиру объяснил:

— Дело в том, что мы собираемся выйти в море. И мы подумали, было бы неплохо договориться заранее о продаже рыбы, хотя это дело рискованное.

— Мы привыкли рисковать, — возразила Летисия. — К тому же ты прекрасно знаешь эти места. Я в тебя верю.

— Спасибо, — проронил Рамиру.

— Тебе не за что меня благодарить. Мне нужно, чтобы у тебя все получилось, потому что это будет моим первым самостоятельным решением. От души желаю тебе удачи.

…Кассиану был очень удивлен, увидев отца, выходящего с верфи в сопровождении какой-то красивой женщины. Попрощавшись с ней за руку, отец сел в машину. Лицо его было мрачным, и Кассиану подумал, что и отсюда отца спровадили ни с чем. Тогда почему его с таким почетом провожала эта красивая секретарша?

— Это не секретарша, — проронил отец, — она — вице-президент фирмы. И мне удалось с ней договориться…

Глава 6

На вопрос жены, с кем ему удалось договориться относительно продажи рыбы, Рамиру отвечал уклончиво: ему не хотелось волновать Серену именем Летисии. Но в тот же вечер все открылось.

Началось с того, что Кассиану, не постучавшись, вошел в комнату сестры и застал Асусену за рассматриванием фотографии Витора в газете, которую она выклянчила у Далилы. Кассиану, увидев эту самодовольную, ненавистную ему физиономию в газете, разбушевался. На шум прибежала Серена, и Кассиану, ткнув пальцем в снимок, стал объяснять матери, что его сестра грезит о сказочном принце, который сфотографирован в газете вместе с вице-президентом фирмы, с которой сегодня разговаривал отец. Мать, увидев на фотографии Летисию, все поняла и, переменившись в лице, выскочила из дому, о чем Кассиану не преминул поведать отцу, снова ткнув пальцем в злополучный снимок.

Рамиру отыскал жену на самой кромке залива.

— Какая же я дура, — пытаясь высвободиться из его объятий, рыдала Серена, — думала, что спалю эту хижину и ты будешь только мой! Я не в силах бороться с ней, Рамиру. Она может все. Она у тебя даже рыбу покупает. И тебе придется встречаться с ней, говорить… Скажи, кто из нас тебе нужен? Ну, признавайся, ведь ты ее любишь? Так ступай к ней и оставь меня в покое!

— Серена! Не говори так, умоляю тебя! — пробовал урезонить ее Рамиру.

— Ты женился на мне только потому, что она тебя бросила! — продолжала, вне себя от горя, Серена. — Ты остался со мной только потому, что ее не было поблизости. Вот и вся правда!

Рамиру повалил ее на песок и яростно зашептал:

— Ты говоришь ерунду! Ты знаешь, что я чувствую там, в море, когда думаю о тебе? У меня сердце готово выскочить из груди, стоит мне только вспомнить вкус твоих губ, запах твоих волос, тепло твоего тела! Ты — женщина, которую я люблю и всегда буду любить!..

* * *

Самюэль шел берегом моря в Форталезу к своему другу Кливеру.

Эстер еле отпустила его. Обычно такая здравомыслящая, она впадала в глубокое беспокойство каждый раз, когда Самюэль собирался в Форталезу. Уж сколько раз он объяснял ей, что идет вовсе не к Мануэле, а к ее отцу. Эстер эти объяснения не устраивали. То ли смутное чувство вины говорило в ней — она когда-то возглавила целую компанию женщин против Мануэлы, которая вынуждена была покинуть деревню, то ли она действительно ревновала, но всякий раз, стоило Самюэлю засобираться в Форталезу, Эстер становилась в позу. Не то чтобы она не верила своему мужу — этого быть не могло, но она явно нервничала.

Чем дальше Самюэль отходил от родного дома, тем больше им овладевали мысли, не имеющие ничего общего с Эстер. Сам океан начинал разговаривать с ним. В рокоте его волн слышалась старинная легенда о царе морских цыган, бороздившем со своей армадой эти необъятные просторы…

…Судно с шатром из китайского шелка шло впереди, указывая путь остальным кораблям, на которых плавали морские цыгане, потомки финикийцев. Это было еще до Рождества Христова. Морские цыгане были особенными людьми — добрыми, отважными, гордыми, они уважали закон. Но через какое-то время их стали преследовать, завидуя их богатству и могуществу, а еще позже — объявили вне закона. Многих тогда перебили в море, уничтожили вместе с семьями, отняли их суда, но те, которым удалось спастись, добрались до северного берега Бразилии и построили здесь свои хижины… И потомки их не знали уже, правда ли, что на свете когда-то существовали морские цыгане, бороздившие моря и океаны на своих судах, чьи жены по праздникам одевали одежды из мягкой, надушенной ткани, гордясь своей красотой. Все это ушло на дно океана, как Атлантида…