Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии

Весной, когда ветла заиграла шелком молодой листвы, я снова увидел «черную шляпу». Она держала в руках букетик росистых ландышей, а в зеленой траве возилась с майскими жуками маленькая девочка, красивая, как Гретхен из немецкой сказки. Подошел автобус, обдал облаком вонючего выхлопного газа – и видение скрылось.

Хмурым осенним днем холодный ветер срывал с ветлы последний желтый лист. Рядом, с корзинкой спелой антоновки, стояла та же странная женщина и плакала.

– Что с вами? Вам помочь?

– Нет, нет, ничего не случилось, – и, вынув из черной блестящей сумочки платок, осторожно осушила слезы.

Я предложил пройтись по бульвару.

– Не обращайте внимания на слезы – это ностальгия. Я выросла далеко-далеко – на Волге, в маленьком старинном городке, на окраине. У проселка стоит вот такая же старая ветла. Уезжая, прощалась с ней, приезжая, обнимала, как мать. А теперь по известной причине не могу навещать родину. Я учитель.

Она замолчала, а когда зашуршал шинами троллейбус, закончила:

– Вот и хожу к челябинской ветле. Хожу и дышу Волгой.

Ветла в отдалении согнулась под порывом ветра, но тут же упрямо выпрямилась и вновь устремила к небу свои оголенные ветви.

2000